Я оборачиваюсь и вижу Карвера. Его рубашка в черно-серую полоску не заправлена, помята на концах из-за того, что парень весь день запихивал ее в брюки. Пару верхних пуговиц расстегнуты, а рукава закатаны до локтей. Его шелковистые волосы в беспорядке, как будто он весь день проводил по ним руками.
— Не знала, что ты все еще здесь, — говорю я, подавляя зевок.
— Я всегда здесь, — пожимает он плечами. — Что ты делаешь?
— Смотрю на эти пончики.
— Ты ужинала?
Я поднимаю и опускаю плечи.
— Я даже не знаю, какой сегодня день, не говоря уже о том, ела ли сегодня.
— Правило номер один в «Джонс и Галлум», — говорит он, одаривая меня милой улыбкой, — Не забывать заботиться о себе.
— Можно подумать, что, поскольку я являюсь в этом уравнении Галлум, то обязана знать об этом.
— Можно и так сказать, — говорит он, его улыбка становится шире. Он склоняет голову набок. — Уже поздно. Почему бы нам не пойти чего-нибудь поесть?
Снова зевнув, я с жалостью смотрю на него.
— Слишком ли жалко звучит то, что у меня нет сил бороться с толпой и ждать столик?
— Мы владеем сетью ресторанов. Просто напоминаю.
— Да, но если мы пойдем в один из них, то начнем разбирать каждый нюанс, и это превратится в ещё большую работу.
— Точно. — Он потирает рукой лицо. — Знаешь, мне правда жаль, Эмити. Я знаю, что извинился ранее, но твое принятие этого было самым неискренним прощением, которое я когда-либо слышал.
Я наблюдаю, как он переминается с ноги на ногу и изо всех сил старается говорить то, что думает. Без ухмылки, галстука и простора своего кабинета он кажется более… смертным. Возможно, более способным на чувства. Более настоящим.
Я вынуждена простить его. В конце концов, я будущий генеральный директор этой компании. У меня есть власть. Требование удержать этот гнев, накопившийся много лет назад — из ситуации, которая преподала мне больше жизненных уроков, чем могу сосчитать, — только делает слабой. Обиды делают вас уязвимыми, готовыми делать что-то по злобе… даже если это не в ваших интересах. Я не слабая.
— Знаешь, чего на самом деле хочу? — говорю я, борясь с ухмылкой.
— Чего же?
— Тако.
— Я все время хочу тако, — соглашается он.
— Я перехвачу что-нибудь по дороге домой или еще где-нибудь, — говорю я, слыша, как мой желудок взывает к пончикам.
— Во сколько ты сегодня заканчиваешь?
— Я могла бы работать до рассвета и все равно ничего не успеть.
На его лице мелькает выражение удовлетворения.
— Что, если мы перенесем всю нашу работу в другое место?
— Куда?
— Ко мне домой.
Фыркнув, качаю головой.
— Да. Это звучит как лучший план, который я когда-либо слышала.
— А что, если я скажу, что приготовлю для нас тако, когда мы приедем? И лимонад из апельсинов.
Я стараюсь не показывать, насколько впечатлена тем, что он помнит мой любимый напиток.
— И я попрошу кого-нибудь купить шоколадных брауни с арахисовым маслом в качестве закуски, — насмехается он. — Подумай об этом, Эмити. У меня есть все необходимое для тебя и большое пространство, плюс стулья намного удобнее, чем эти.
— Ты играешь нечестно, используя тако и брауни в качестве приманки.
Он одаривает меня ухмылкой.
— Итак, что скажешь?
— Что ты — заноза в моей заднице.
— Я хочу, чтобы ты знала: в знак моей зрелости, этим вечером я не произнесу те пошлости, которые вертятся на кончике моего языка.
Похлопав его по плечу, я прохожу мимо него. Я должна сказать ему «нет». Мне нужно работать. Но не могу отказать себе в удовольствии, и в кои-то веки я сдаюсь.
— Хорошо. Но, если не будет шоколадных брауни с арахисовым маслом, я уйду.
Его дом совсем не такой, как я ожидала.
Входя в фойе пентхауса, встречаю ярко-белые стены и смелые, красочные картины. Здесь интересно, умно и продуманно.
Я смотрю на Карвера.
— Тут красиво.
— Спасибо.
Он ведет меня через прихожую в большую открытую гостиную. Город мерцает у наших ног, создавая потрясающий фон для пейзажа комнаты. Мебель приглушенных тонов расставлена так, чтобы сделать просторную комнату более уютной. И снова по всей комнате расставлены смелые произведения искусства. Облицованная бирюзово-серой плиткой стена в дальнем конце привлекает внимание к кухне.
— Мне нравится, — говорю я, поворачиваясь на целых триста шестьдесят градусов. — Здесь просто потрясающе.
— Должен сказать, эта комната никогда не выглядела лучше, до этого момента. — Он одаривает меня мягкой улыбкой, которая поражает до глубины души, потому что я сразу возвожу стену вокруг своего сердца. Если мое сердце не было целью, значит, он целился неправильно.
Прежде чем успеваю ответить, он направляется на кухню. Следуя за ним, я восхищаюсь тем, как легко его тело двигается в этом пространстве. Он выглядит таким комфортным и в то же время властным. У меня урчит в животе, словно я не ела неделю.
Мы подходим к кухонному островку, и я замечаю разложенные на нем разнообразные блюда. Как и было обещано: тако, апельсиновая газировка, испанский рис, обжаренные бобы и шоколадные брауни с арахисовым маслом ждут, когда мы приступим к их уничтожению.
— Выглядит аппетитно, — говорю я, чувствуя, как пересохло в горле.