Битва на Калке

— Хороший лук, — только и сказал Данила.

Перед вернувшимся из мира грез толстым и лысым хозяином каравана на мягком персидском ковре, устилавшим палубу, быстро образовалась лужа крови. Некоторое время он недоверчиво взирал на труп со стрелой в шее, не выпуская из руки оторванную от кальяна длинную резную трубку. Затем все-таки перевел осоловевший взгляд в ту сторону, куда указывал пальцем другой подскочивший охранник, то есть в сторону расходившейся бортами с его кораблем ладьи черниговцев. Еще немного и они должны были навсегда разойтись противоположными курсами. Причем ладья каравана шла на веслах против течения, а ратники Мстислава Чернявого под парусом и с попутным ветром.

Покончив с раздвоением сознания окончательно, караванщик сделал короткий знак рукой. Охранники у борта вскинули луки.

— Хоронись! — крикнул зычным голосом Путята, мигом оценив ситуацию.

Спустя мгновение добрый десяток стрел накрыл ладью черниговцев. Одному ратнику из пополнения Еремея пригвоздило стрелой ногу к лавке, на которой он сидел. Дикий вопль огласил днепровские просторы. Второму стрела вошла в плечо. «Все, — решил про себя Забубенный, — точно международный скандал».

Но Путяту, похоже, это не так сильно обеспокоило, как механика. Он снова оказался в своей родной стихии. На ладью напали, не важно кто и почему, значит надо дать отпор. Воевода, схоронившись от первого залпа вражеских лучников за мачтой, зычным голосом, так что его приказание прокатилось над палубой гулким эхом, рявкнул:

— Лучники, а ну отправить гостинцев в ответ!

Тот час добрая дюжина молодцов, в числе которых оказался и меткий Данила, достала луки из-под скамьи, приладив стрелы к тетиве. Натянула ее и пустила в догон заморским гостям целый рой стрел, подарок от ратников черниговского князя. О своего места у правого борта Забубенный видел, как стрелы веером накрыли удалявшуюся ладью заморского каравана. Сам хозяин исчез из виду, наверное, спрятался где-нибудь в трюме вместе с наложницами, решил Григорий. Основной удар, как всегда, пришелся на охрану. Троих вояк заморских прошило насквозь стрелами черниговскими, да так, что они одновременно с кормы сверзнулись в воду бурливую. Еще одного стрелой к мачте пригвоздило, то Данила постарался. Пятому стрела в руку вошла, попортив ее изрядно. Остальные попрятались было, да борта у той ладьи не чета нашим были, низкие. Не спрячешься. Их хорошо видать было.

«Пять два», про себя считал Забубенный, не принимавший в неожиданной перестрелке участия. Его пока мучила совесть за то, что он стал причиной межнационального конфликта. Но остальных ратников на ладье она, похоже, не мучила вовсе. Они даже вошли в азарт своего привычного дела, подначивали друг друга, обсуждая результаты стрельбы. Военный должен воевать, иначе он будет пить и гнить. Это вековая мудрость.

Григорий, не отрываясь следил за происходящим позади. Расстояние, разделявшее неожиданных врагов, становилось все больше. Прилетевшие второй волной стрелы от охранников каравана воткнулись в борта и щиты оборонявшихся, но никого не убили и даже не ранили.

Забубенный смотрел на Путяту со стороны и ожидал от воеводы чего-то экстренного, типа приказа развернуть ладью, догнать караван и взять все его суда на абордаж. Спалить и пустить их на дно, отобрав товары, как настоящие пираты. От бравого черниговского воеводы, на службе у которого состоял настоящий разбойник, и такого можно было ожидать. Но Путята даже не давал новой команды стрелять, видно, понимая, что не за чем стрелы переводить, все равно не достанут, да еще против ветра. Молча, он смотрел назад, в сторону удалявшейся ладьи с неизвестно чьим посланником.

Забубенный уже с явным облегчением решил, что так и погаснет, не успев, как следует разгореться международный конфликт. Как вдруг, на удивление Григория, новая волна стрел окатила ладью заморскую, положив едва не треть охранников оставшихся в живых. То поравнялись гости с ладьей Еремея, а помощник воеводы узрев издалека перестрелку, уже заранее к заварушке изготовился. Его бойцы, стояли почти не таясь, и пускали стрелу за стрелой в ладью караванщика, словно забавляясь. Азиаты едва успели дать один жидкий ответный залп, который, правда, стоил жизни двум ратникам Еремея.

Несмотря на то, что вокруг ничего не грохотало, не было слышно разрывов снарядов, не трещали, как в некогда современной для него войне, автоматные очереди, а только был изредка слышен чавкающий звук стрел, вонзавшихся в мокрую древесину, Забубенный не мог оторваться от созерцания экологически чистой схватки. Тем не менее, люди в этой схватке гибли по-настоящему.