– Да, это так. У него всегда на уме было лишь завоевание Иерусалима. Он не свершил то, о чем мечтал, но был близок… еще пара шагов, и он был бы там… Впрочем, несмотря на неудачи, он заслужил славу первого рыцаря христианского мира и лучшего полководца, когда-либо рожденного женщиной. Как бы Вильгельм Завоеватель гордился таким потомком!
Но он же, не сомневаюсь, отругал бы Ричарда за то, что тот бросил свое королевство на произвол судьбы. Ведь было время, когда его держали в плену в Австрии, и мы вообще не знали, где он, пока Блондель де ла Несль не обнаружил его места пребывания по песенке, которую они вместе когда-то распевали и услышанной им из окошка башни… и мы выкупили его, и он вернулся домой.
О, те дни! Они далеко в прошлом. А сейчас из сыновей моих в живых только Джон, и я очень тревожусь за Англию… и того, что там будет, я не хотела бы увидеть. И поэтому я возвращусь в монастырь… и воссоединюсь там с мужем, который и мертвый мне отвратителен, и с сыном, который тоже мертв, и кого я любила больше всех остальных детей своих, и буду ждать или конца… или…
– Или?.. – вырвалось у Бланш.
И тут Элеонор рассмеялась.
– Или случится нечто такое, что вновь заставит меня покинуть убежище. Например, если я опять буду нужна своей семье.
– И тогда, бабушка, дорогая, любимая, – воскликнула Бланш, – вы снова явитесь на помощь!
– И так будет всегда, пока еще эти старые кости способны шевелиться, – заключила королева Элеонор.
Весна уже давала о себе знать. Почки набухали и распускались, на елях зеленела свежая хвоя, луга покрывались первыми цветами, свирепые зимние метели остались лишь в воспоминаниях. Но в ярком солнечном свете стали еще заметнее морщины на лице старой королевы и нездоровая желтизна ее кожи. Если смена времен года бодрила юную Бланш, то, наоборот, она угнетала старуху, отбирая у нее остаток сил.
Путешественницы достигли берега Луары.
Здесь была развилка дорог – одна вела в Бретонь, в монастырь Фонтерволт, другая – в Париж.
Они остановились в замке, управляющий которого был несказанно рад принять у себя столь почетных гостей. Ведь одна из путешествующих дам – будущая королева Франции, а вторая – незабываемая Элеонор, вдовствующая английская королева.
После ночи, проведенной в гостеприимном замке, старуха Элеонор приняла неожиданное решение. Она, услышав о том, что архиепископ Бордоский находится где-то неподалеку, отправила к нему гонца, а затем позвала к себе Бланш.
Девочка вошла, преклонила колени, а когда старуха протянула к ней свои костлявые пальцы, она принялась ласкать их, гладить своими нежными детскими ручками.
Каждый проведенный вместе день сближал этих столь разных по возрасту и по жизненному опыту женщин.
Для Бланш бабушка стала больше чем наставницей и больше чем подругой. Ей казалось, что их души слились воедино и ничто их уже не разлучит.
Из уст старухи она узнала всю подноготную сущность бытия, тайные мотивы тех или иных поступков королей, скрытых тщательно и умело за ложными покровами. Мир открылся девочке, мрачный, жестокий, но и многокрасочный одновременно.
При кастильском дворе жизнь принцесс была безоблачна. Если б какой-то глупый сарацин посмел напасть, его тут же изрубили бы на куски одетые в стальные латы охранники. Нашествие мавров было лишь страшной сказкой, которой, по обычаю, пугали родители непослушных детей.
Картины реальной жизни были нарисованы бабушкой в жутко-багровых тонах, но Бланш ощущала, что именно это и есть истинная правда, и пусть это страшно, пусть неприятно, пусть она смердит отвратительно, но морщить носик и отворачиваться она не собиралась.
Она готова была после бесед с бабушкой встретиться лицом к лицу со всеми мерзостями жизни.
– Дорогое дитя! – вздохнула Элеонор. – Сколько мне надо было бы рассказать тебе, но мы расстаемся.
– Но не здесь и не сейчас… – с трепетной надеждой в голосе произнесла Бланш.
– Здесь… и очень скоро… – развеяла ее надежды старуха.
Явное огорчение и растерянность девочки опечалили старую королеву, но и польстили ей. Все-таки ее уроки запали в душу Бланш, и она смогла завоевать уважение и любовь хорошенькой и смышленой внучки, которой уготовано блестящее будущее.
Общение с этим юным созданием осветило и ее сумрачную старость.
– Я жалею, что не в лучшем виде предстала перед тобой. В мои годы долгие путешествия изнурительны. Восемьдесят зим промелькнуло у меня перед глазами. Если ты займешься подсчетом, сколько я видела коронаций, свадеб и похорон, то вконец запутаешься. Мне уже кажется, что я стара как наш мир. Натруженные кости молят о покое. Я хотела бы, но не могу сопровождать тебя в Париж. Моя смерть по дороге в столицу будет дурным предзнаменованием. Лучше я поспешу укрыться в своем убежище в Фонтерволте, улягусь на свое привычное ложе, а тогда уж буду раздумывать – уйти ли мне из мира живых или по-прежнему вмешиваться в их дела?
– Пожалуйста, не говорите так, мадам!