А хвастливые заявления и упорное сопротивление ничего хорошего Фолксу не принесут, кроме сомнительной славы тупоголового упрямца. Честер присоединился к королю, и до Фолкса наконец дошло, что он один будет нести наказание за всех мятежников, так как епископ Винчестерский затих и притаился, готовый ждать другой возможности свергнуть Губерта де Бурга.
Замок не выдержал столь долгой осады, и жарким августовским днем Фолкс вынужден был сдаться. Восемьдесят солдат гарнизона повесили тут же в замковом дворе, но Фолкса приберегли для суда.
Он попросил аудиенции у короля, и Генрих согласился.
Фолкс бросился в ноги королю.
– Я был кругом не прав, – плакался он, – но раз вы – король, то должны вспомнить, что когда-то я сражался бок о бок с вашим отцом. Я служил ему верой и правдой, и раз вы мудрый король, то вспомните и о том, что хорошие дела человека должны приниматься во внимание, когда его судят за плохие поступки.
Такая речь чем-то пришлась по душе Генриху, и он отправил Фолкса к епископу Лондона, у которого преступник должен был содержаться под стражей, пока не будет решено, что с ним делать.
Некоторое время Фолкс провел в заключении, а потом его приговорили к изгнанию и выслали во Францию.
– Будем надеяться, – произнес Губерт де Бург, – что с этим мерзавцем и смутьяном покончено!
Затем он поведал королю, что тот уже доказал свою способность править без регента, и, если на то будет согласие Его Величества, к Папе в Рим будут посланы за благословением Генриха на самостоятельное правление.
Король смаковал свой триумф, ведь все единодушно согласились, что он проявил силу воли и государственную мудрость, отразив нападки мятежников. Однако покой его вновь нарушил де Бург, явившись с новостью наиважнейшей для судеб Англии и достойной внимания короля.
– Гонец только что прибыл из Франции! – объявил де Бург с порога. – Филипп Французский скончался.
– Значит, Людовик теперь король Франции! – Генрих помрачнел.
Он никогда не забывал о том кратком периоде, когда Людовик практически правил Англией. Если б Джон не умер так кстати и вовремя, неизвестно, как повернулось бы дело.
Генрих размышлял вслух:
– Вероятно, у него хватает забот во Франции, и он уже не смотрит в нашу сторону.
– Не питайте на это надежд, Ваше Величество. Он никогда не отводил жадного взгляда от Англии с той поры, как мы его поняли, и теперь тоже не махнет на нас рукой. Спор между Францией и Англией вечен и не закончится со смертью Филиппа Августа.
– Я знаю, что наши предки всегда враждовали. Моим предшественникам редко выпадала возможность мирно править здесь, в Англии, потому что тут же возникали какие-нибудь проблемы в Нормандии. Из-за этого главным образом и пострадал мой родитель.
– Ваш родитель пострадал из-за своего характера, он сам накликал на себя беду, – заметил Губерт трезво. – Вам, государь, следует всегда помнить об этом. Вы, не сомневаюсь, пойдете иным путем и не только вернете то, что им было утрачено из владений за морем, но и возвратите былое уважение к английской короне мудрым, справедливым своим правлением.
– Я молю Господа, чтобы так и случилось.
– Это хорошо, государь, Господь вам поможет. А теперь задумаемся о заморских делах и о том, как перемены во Франции скажутся на Англии.
Молодой король высказал предположение:
– Может быть, и неплохо… Я слышал, что о Людовике его подданные невысокого мнения.
– Он человек порядочный – любящий муж, отец… Из таких людей далеко не всегда получаются хорошие короли.
– Он легко отказался от своей власти над Англией и поспешил к себе домой.
– Он понял, что народ против него, и посчитал, что умнее будет отступить, чем расшибить себе лоб о каменную стену.
– А если он и сейчас не захочет испытывать судьбу? – с надеждой в голосе задал вопрос Генрих. – С него достаточно и своего королевства.
Губерт ответил не сразу.
– Я не столько беспокоюсь о новом французском короле, сколько о королеве. Вот кого надо опасаться – Бланш, королевы Франции!
– Женщины?!
– Вы достаточно умны, государь, чтобы понимать, что женщин нельзя сбрасывать со счетов. Среди них есть – и слава Богу их немало, – кто заботится о мужьях, о семье, кто ласков, добр и самим своим присутствием вносит в дом мир и покой. Но некоторых подобная роль не удовлетворяет. Я уверен, что королева Франции именно такова.
– Она моя близкая родственница. Благодаря ей Людовик получил право претендовать на престол.
– Она ваша кузина, дочь вашей тетки Элинор, вышедшей замуж за Альфонса Кастильского. У вас общие дед и бабка. Трудно представить, что внучка Генриха Второго и Элеонор Аквитанской не обладала бы честолюбием и сильной волей.
– Значит, вы думаете, что нам следует остерегаться Бланш, хотя супруг ее – человек слабый?
– Не принимайте бездеятельность за слабость! Людовик не драчлив. Он не затевает войну без надобности и без уверенности в победе. Я считаю это проявлением мудрости. Впрочем, не мне вас учить, когда вам все это и так известно.