— Если Станнис даже их не забыл, то такое же послание почти наверняка получил каждый лорд Семи Королевств.
— Я хочу чтобы эти письма сожгли все до единого, — провозгласила Серсея. — Ни один намек на это не должен достичь ушей моего сына и моего отца.
— Думаю, что отец уже услышал — и не только намек, — сухо заметил Тирион. — Станнис, без сомнения, послал птиц и в Бобровый Утес, и в Харренхолл. Что до сожжения писем, то какой в этом смысл? Песенка спета, вино пролито, девица брюхата. Да и не столь это страшно, как кажется.
Серсея повернулась к нему, сверкая зелеными глазами.
— У тебя что, вовсе мозгов нет? Ты читал, что там написано? «Отрок Джоффри» — вот как он выражается. И при этом смеет обвинять меня в кровосмешении, убийстве и измене!
«Обвиняет, потому что ты виновна. — Удивительно было видеть, как кипятится Серсея из-за этих обвинений, хотя ей прекрасно известно, что это чистая правда. — Если мы проиграем войну, ей следует поступить в балаган — она прирожденная лицедейка». Тирион дождался, когда она умолкнет, и сказал:
— Нужно же Станнису чем-то оправдать свой мятеж. Что он, по-твоему, должен был написать? «Джоффри — законный сын и наследник моего брата, но я тем не менее намерен отнять у него трон?»
— Я не потерплю, чтобы меня обзывали шлюхой! «Полно, сестра, — он ведь не утверждает, что Джейме тебе платил». Тирион притворился, что читает письмо заново. Была там одна любопытная фразочка…
— «Писано при Свете Владыки», — прочел он вслух. — Странное выражение.
Пицель прочистил горло:
— Подобные слова часто встречаются в письмах и документах из Вольных Городов, и означают они «писано пред ликом бога», только и всего. Перед богом красных жрецов — так следует понимать.
— Варис еще несколько лет назад говорил мне, что леди Селиса связалась с красной жрицей, — вспомнил Мизинец. Тирион постучал пальцем по письму:
— Как видно, ее лорд-супруг пошел по той же дорожке. Мы можем использовать это против него. Пусть верховный септон объявит народу, что Станнис изменил своим богам так же, как своему королю…
— Да, да, — нетерпеливо бросила королева, — но сначала нужно помешать этой мерзости распространяться. Совет должен издать указ, грозящий всякому, кто будет говорить о кровосмешении или называть Джоффа бастардом, отсечением языка.
— Разумная мера, — кивнул великий мейстер Пицель, звякнув своей цепью.
— Глупость, — вздохнул Тирион. — Вырвав человеку язык, вы не докажете, что он лжец, а лишь дадите понять, что боитесь его слов.
— Ну а что ты предлагаешь? — осведомилась сестра.
— Да ничего. Пусть себе шепчутся — эта история им скоро надоест. Всякий, у кого есть хоть щепотка разума, поймет, что это лишь неуклюжая попытка оправдать узурпацию. Разве Станнис приводит какие-то доказательства? Да и как бы он мог, когда все это ложь? — Тирион послал сестре сладчайшую улыбку.
— Это так, — пришлось признать ей, — но…
— Ваше величество, здесь ваш брат прав. — Петир Бейлиш сложил пальцы домиком. — Попытавшись замять эти разговоры, мы лишь придадим им видимость достоверности. Лучше отнестись к ним с презрением, как к жалкой выдумке, каковы они и есть. Скажу еще, что с огнем следует бороться огнем.
— О каком огне вы говорите? — испытующе посмотрела на него Серсея.
— Об истории того же рода, в которую притом будет легче поверить. Лорд Станнис многие годы своего супружества провел вдалеке от жены. Не то чтобы я упрекал его за это — я поступал бы так же, будь я женат на леди Селисе. Но если мы скажем, что дочь у него незаконная, а Станнис рогоносец… простой народ всегда склонен верить худшему о своих лордах, особенно таких суровых, мрачных и щепетильных, как Станнис Баратеон.
— Его никогда особенно не любили, это правда. — Серсея подумала немного. — Хорошо, мы отплатим ему его же монетой. Кого бы только дать леди Селисе в любовники? У нее, кажется, двое братьев — а ее дядя все это время был с ней на Драконьем Камне…
— Да, сир Акселл Флорент — ее кастелян. — Мизинец, как ни противен был Тириону его план, придумал неплохо. Станнис никогда не был влюблен в свою жену, но он ощетинивается как еж всякий раз, когда дело касается его чести, и недоверчив по природе. Если удастся посеять раздор между ним и его сторонниками, это будет большая помощь. — Я слышал, у девочки флорентовские уши.
— Один торговец из Лисса сказал мне, — с небрежным жестом произнес Мизинец, — что лорд Станнис, должно быть, очень любит свою дочь, поскольку уставил весь свой замок ее изваяниями. «Милорд, — пришлось ответить мне, — это горгульи». Сир Акселл мог бы подойти в отцы Ширен, но я знаю по опыту: чем нелепее и безобразнее выдумка, тем охотнее ее повторяют. У Станниса есть необычайно уродливый дурак, полоумный и с татуировкой на лице.
Великий мейстер ахнул, пораженный:
— Но ведь не станете же вы утверждать, что леди Селиса легла в постель с дураком?