— Я сам охотно принял бы вызов, — сказал сир Джон Фоссовей, — хотя владею мечом и вполовину не так хорошо, как лорд Карон или сир Гюйард. Ренли не оставил в Штормовом Пределе ни одного именитого рыцаря. Гарнизонная служба — это для стариков и зеленых юнцов.
— Легкая победа, — согласился лорд Карон. — А какая слава — завоевать Штормовой Предел одним ударом!
Станнис метнул на них гневный взгляд.
— Стрекочете как сороки, а смысла в ваших речах еще меньше. Я требую тишины. — Он остановил взор на Давосе. — Поезжайте рядом со мной, сир. — Пришпорив коня, король отделился от свиты — только Мелисандра не отставала от него, держа в руке стяг, где пылало огненное сердце с коронованным оленем внутри — словно его проглотили целиком.
От Давоса не укрылись взгляды, которыми обменялись лорды и рыцари, когда он проехал мимо них, повинуясь приказу короля. У них-то в гербе не луковица — они происходят из древних, покрытых славой домов. «Ренли уж точно никогда не унижал их так, — подумал Давос. — Младший из Баратеонов обладал даром изящной учтивости, которого его брат, увы, лишен напрочь».
Конь Давоса поравнялся с королевским, и он перешел на медленный шаг.
— Ваше величество. — Вблизи вид у Станниса был еще хуже, чем издали. Лицо осунулось, и под глазами пролегли темные круги.
— Контрабандист должен хорошо разбираться в людях. Какого ты мнения о сире Кортни Пенрозе?
— Упорный человек, — осторожно ответил Давос.
— Я бы сказал, что ему не терпится умереть. Он швырнул мое прощение мне в лицо — а в придачу свою жизнь и жизнь каждого человека внутри этих стен. Поединок, подумать только! — презрительно фыркнул король. — Не иначе как он принимает меня за Роберта.
— Скорее всего он просто отчаялся. На что ему еще надеяться?
— Надеяться не на что. Замок падет — но как сделать это побыстрее? — Станнис задумался, и Давос расслышал сквозь перестук копыт, как он скрипнул зубами. — Лорд Алестер советует привезти сюда старого лорда Пенроза, отца сира Кортни. Ведь ты его знаешь, не так ли?
— Когда я был вашим послом, лорд Пенроз принял меня любезнее, чем большинство других. Он человек преклонных лет, государь, дряхлый и хворый.
— Флорент положит конец его хворям. На глазах у сына, с веревкой на шее.
Людям королевы Селисы перечить было опасно, но Давос поклялся всегда говорить королю правду.
— Я думаю, это дурное дело, государь мой. Сир Кортни скорее позволит своему отцу умереть, чем предаст его. Нам это ничего не даст, кроме бесчестья.
— Какого еще бесчестья? — ощетинился король. — Ты хочешь, чтобы я щадил изменников?
— Тех, кто едет позади, вы пощадили.
— Ты упрекаешь меня за это, контрабандист?
— Я никогда не посмел бы. — Давос испугался, что зашел слишком далеко, а король не уступал:
— Ты ценишь этого Пенроза выше, чем моих лордов-знаменосцев. Почему?
— Он хранит свою веру.
— Дурацкую веру в мертвого узурпатора.
— Да — однако хранит.
— А те, что позади, выходит, нет?
Давос сказал слишком много, чтобы стесняться.
— В прошлом году они были людьми Роберта. Одну луну назад — людьми Ренли. Нынче утром они ваши. Чьими они будут завтра?
Станнис ответил на это внезапным смехом — грубым и презрительным.
— Видишь, Мелисандра? Мой Луковый Рыцарь всегда говорит мне правду.
— Вы хорошо его знаете, ваше величество, — сказала красная женщина.
— Мне очень не хватало тебя, Давос. Это верно, они сплошь изменники — твой нюх тебя не обманул. И даже в измене своей они непостоянны. Сейчас они нужны мне, но ты-то знаешь, как мне претит прощать такую сволочь, хотя я наказывал лучших людей за меньшие преступления. Ты в полном праве упрекать меня, сир Давос.
— Вы сами вините себя больше, чем когда-либо смел я, ваше величество. Эти знатные лорды нужны вам, чтобы завоевать трон…
— Поэтому приходится смотреть на них сквозь пальцы, — угрюмо улыбнулся король.
Давос безотчетно потрогал искалеченной рукой ладанку у себя на шее, нащупав косточки внутри. Его удача.
Король заметил это.
— Они еще там, Луковый Рыцарь? Ты их не потерял?
— Нет.
— Зачем ты хранишь их? Мне часто бывало любопытно.
— Они напоминают мне, кем я был и откуда вышел. Напоминают о вашем правосудии, мой король.
— Да, я рассудил справедливо. Хороший поступок не может смыть дурного, как и дурной не может замарать хороший. И за тот, и за другой положена своя награда. Ты был героем, но и контрабандистом тоже. — Станнис оглянулся на лорда Флорента и прочих, радужных рыцарей, перевертышей, следующих за ними на расстоянии. — Прощенным мною лордам не мешало бы поразмыслить над этим. Немало хороших людей сражаются на стороне Джоффри из ложной веры в то, что истинный король — он. Северяне полагают таковым же Робба Старка. Но эти лорды, собравшиеся под знамя моего брата, знали, что он узурпатор. Они повернулись спиной к своему истинному королю потому лишь, что мечтали о власти и славе, и я узнал им цену. Да, я простил их — но ничего не забыл. — Станнис помолчал, размышляя о грядущем правосудии, и неожиданно спросил: — Что говорят в народе о смерти Ренли?
— Горюют. Люди любили вашего брата.