Жюль положил руку мальчику на плечо и прижал его к себе. Приятно было чувствовать, как тебя обнимают. Вообще-то он был уже слишком большой для этого, но на этот раз Ульрику не было неприятно от того, что его утешают, словно ребенка. Он чувствовал тепло чужака. Жюль набросил плащ мальчику на плечи. И Ульрик понял кое-что еще. У священнослужителя был длинный нож, скрытый от посторонних взглядов под плащом. Он слегка упирался Ульрику в ребра.
Жюль провел рукой по его волосам.
— Хорошо, что ты поговорил со мной. Печаль подобна яду. Со временем она доводит до болезни, так же как мухомор или подгнившая рыба. Слова и слезы смывают яд печали с нашей души. Вот увидишь, тебе станет легче после того, как ты поговорил о смерти Гундара.
Так они стояли некоторое время, пока у Ульрика не возникло чувство, что Жюль начинает беспокоиться. Он высвободился. Чужестранец улыбнулся, извиняясь.
— Меня мучит один вопрос. Ты не помнишь, что сказал волку-коню Гундар?
Ульрик попытался вспомнить. Было какое-то чужое слово.
— Валемин твое имя. Или что-то в этом духе.
— Ты не можешь вспомнить поточнее?
— Может быть, он сказал «Валентин». Или нет, что-то вроде «Вальгемин».
— А не мог он сказать «Вагельмин»? — не отставал священнослужитель. — Это эльфийское имя.
— Да, это тоже могло быть. Но я уже толком не помню. — Ульрик запнулся. — Но ведь в этом нет никакого смысла. Это существо совершенно точно не было эльфом! Так почему у него должно быть эльфийское имя?
— Эльфы совершают много странных поступков, мальчик. У меня на родине их считают злыми духами из другого мира. Правда это или нет, но одно ясно точно: нам, людям, никогда не понять, чего хотят эльфы. Они слишком сильно отличаются от нас.
Эти разговоры Ульрику не понравились. Эмерелль спасла жизнь ему и Хальгарде, а Олловейн был его другом. Нет, они точно не злые духи.
— А что, кстати, случилось с кольчугой, которую носил Гундар? Его похоронили в ней?
— Нет. Это ведь дар Лута. Мы храним кольчугу у алтаря Ткача Судеб.
— А можно мне посмотреть? — Жюль казался напряженным. Каким бы милым ни был священнослужитель, с ним все же что-то было не так.
— Ты ведь говорил, что не веришь в Лута. Думаю, тебе не стоит ходить к его алтарю. Это может рассердить Ткача Судеб.
Священнослужитель вздохнул и покачал головой.
— Как хочешь. Я был готов к тому, что ты откажешь. Вероятно, там и смотреть нечего. Возможно, кольчуги вообще не существует.
— Ты хочешь назвать меня лжецом? Думаешь, я выдумал эту историю?
Жюль успокаивающе поднял руки.
— Я думаю, что тебе довелось пережить много страданий, мальчик. Это может смутить разум.
— Со мной все в порядке, — возмутился Ульрик. — Я рассказал правду!
— А почему тогда ты боишься доказать мне это? Как думаешь, что важнее в глазах бога? Что ты приведешь неверующего в храм и тем самым нарушишь запрет или что ты не допустишь доказательства того, что неверующий поймет, что твой бог все же существует?
Ульрик нервно закусил губу. Алтарь находился немного в стороне, у лесной опушки. Никто не заметит, что Жюль отправится туда в такую метель. Буря наверняка загнала всех в хижины. В принципе, священнослужитель производил скорее хорошее впечатление. Он наверняка не станет пытаться ничего там украсть. Мальчик с сомнением посмотрел на чужестранца.
— Ты должен мне кое-что обещать. У алтаря ты не должен говорить плохо о Луте. Это принесет большое несчастье. И имя своего бога лучше там тоже не произноси.
Священнослужитель казался оскорбленным. Он закутался в свой тяжелый плащ, так что кинжал снова спрятался.
— Я что, похож на какого-то там разбойника с большой дороги? Ты можешь мне доверять.
Ульрик посмотрел прямо в ясные голубые глаза чужестранца. Нет, Жюль не станет обманывать. Он может доверять путешественнику.
Они вместе брели по глубокому снегу. Тем временем стемнело. Жюль шел вплотную к мальчику.
Как и предполагал Ульрик, по дороге они никого не встретили. Снег по-прежнему валил густыми хлопьями. Он приглушал звуки, доносившиеся из хижин, и негромкое поскрипывание шагов.
Храм Лута представлял собой не что иное, как хижину. Дверь была закрыта простым деревянным засовом. Когда Ульрик отодвигал его, в душу снова закрались сомнения. Он ничего не знал о чужестранце. А если тот все-таки вор? Но теперь уже было слишком поздно. Помолившись про себя Ткачу Судеб, мальчик отворил дверь.
Внутреннее пространство храма освещали два маленьких огонька. Они тлели на грубых фитилях, торчавших в тиглях с рыбьим жиром. Воздух был затхлым. Кольчуга, в которой умер Гундар, свисала с небольшого возвышения. К стенам были прибиты сотни полосок ткани. На них были видны написанные древесным углем руны. Там были имена мужчин, женщин и детей, пропавших во время сражений. Этими жертвами родственники просили Лута не забыть их любимых и снова свести с ними.