Битва королей. Огонь эльфов

— Ты совершенно сведешь их с ума… Других лучников. Они будут глазеть на тебя. Из-за тебя вскипит кровь в их жилах. Они…

— А я думала, что похожа на дикую кошку, забравшуюся в сундук с платьями!

Бьорн в отчаянии рассмеялся.

— Я не хотел тебя обидеть. Каждый охотник восхищается дикими кошками, их красотой и скользящей грацией движений.

Кадлин раздраженно сунула ему под нос перевязанную руку.

— От грации дикой кошки твой подбородок оставил немногое. Мне только на руку, если я собью с толку остальных. Это будет справедливым возмещением от Лута за то, что я буду стрелять примерно с той же точностью, с какой пьяная лошадь шатается по яблоневой роще.

Соединенные души

Жюль присел на большой валун посреди поляны. Братья и сестры по ордену опустились на колени, и движение это было исполнено гармонии. Все они в один миг опустили головы. И вот они стоят в траве, гордые и смиренные одновременно.

— Они были бы хорошими воинами, — прошептал Мишель. — Никогда прежде не видел я такой дисциплины. — Рыжеволосый без спросу присоединился к Жюлю три дня назад. То был один из людей, по каждому вопросу имеющих свое мнение и постоянно дающих советы, о которых никто не спрашивает. Он висел на нем, словно репей.

Мишель считал себя видным воином и при этом был тощим как жердь. Жизнь в военных лагерях истощила его. Он постоянно чесался, на левой щеке у него прогрессировала кожная болезнь, тянувшая свои жадные пальцы к шее и исчезавшая под тонким шарфом, который защищал истерзанное горло от натирающей кольчуги. Жюлю было достаточно посмотреть на Мишеля, чтобы самому начать испытывать зуд во всем теле.

Мишель Сарти, наверное, даже не подозревал, что брат Жюль узнал его еще в первый вечер. Всего пару лет назад он сразу убил бы воина. Но теперь бывший командующий наемниками сам стал жертвой мира. Авронский палач, Кровавый князь Руоннеса — сегодня высохшая пародия на то, кем когда-то был. Мишель, как и прежде, был пронизан крепкой уверенностью, что призван свершить нечто великое, несмотря на то что его наемники давно разбежались, потому что его оставило счастье.

Жюль одарил Сарти улыбкой, которую Мишель снова неверно расценил, посчитав благожелательной. Судьба иногда выделывает странные кульбиты. Мужчина, исполненный фанатичной страсти, в котором несмотря ни на что все еще жарко горел жизненный свет, был ему сейчас очень нужен. С того первого вечера, когда они встретились, Мишель постоянно жужжал ему на ухо о том, что орден должен вооружаться. Ему нужны меч и щит, чтобы защищаться от неожиданностей политики благородных. Вера в Тьюреда переросла границы королевства. Ему нужны витязи, подчиняющиеся не правителю, а исключительно Церкви. Жюль находил эту идею интересной. Но основание подобного ордена он наверняка не станет вкладывать в руки Мишеля.

Бродяга презирал фанатиков. Он зависел от них, поскольку они были весьма полезны при распространении веры в Тьюреда. Пятнадцать лет назад он едва не уничтожил Церковь. Три рефугиума пали жертвой его попыток создать ши-хандан. Тогда погибло более ста пятидесяти братьев и сестер по ордену. И это не принесло ничего, кроме сомнений. Кровопускание погрузило молодую Церковь в пучину кризиса. Никто не сомневался в том, что кровавые злодеяния были актом мести жестоких эльфов; в конце концов, ведь именно самые подлые из детей альвов убили святого Гийома. Многие священники покинули монастыри из страха. У них возникло чувство, что они нигде не могут быть в безопасности, если, конечно, не отрекутся от Тьюреда.

Трудно было побороть этот страх. Вдобавок ко всем бедам между Ангносом и Фаргоном разразилась война и орды наемников с обеих сторон разграбили рефугиумы священнослужителей Тьюреда. Жюль посмотрел на стоявшего рядом с ним воина. Он был самым жестоким из всех. Притворяться исполненным раскаяния и рассчитывать на то, что сможешь возглавить отряды воинов Церкви, — идея граничила с безрассудством. Если бы Мишель Сарти был более одарен как полководец или, по крайней мере, искренне пронизан верой в Тьюреда, возможно, Бродяга действительно бы восхищался им. Но, судя по всему, лучше использовать этого человека на благо Церкви иным образом.

Пальцы Жюля зарылись в толстый слой мха на сером валуне. Он гладил причудливый узор спиралей, выдолбленных глубоко в камне. Поляна находилась невдалеке от рефугиума святого Люсьена, нового монастыря, которому еще и десяти лет не стукнуло. Это было одно из трех поселений, где Жюль пытался направить братьев по ордену по новому пути. Рефугиум был расположен глубоко в лесу, вдалеке от людских глаз. В последние годы Бродяга часто приходил сюда, чтобы наблюдать за прогрессом братьев и сестер.

— Поднимись, брат Себастиен. Терпеть не могу видеть друга на коленях.