Битва двух империй. 1805–1812

Французская армия в эпоху Наполеона, вне всякого сомнения, стала сильнейшей армией мира. Император унаследовал от революции новую военную организацию, более гибкую и более приспособленную к новым условиям вооруженной борьбы, чем та, которая была во Франции Старого порядка. В момент самого сильного напряжения борьбы Французской республики с монархической Европой было объявлено о всеобщей мобилизации народных масс на борьбу с врагом, так называемой «levée en masse», провозглашенной декретом Конвента от 23 августа 1793 г. Декрет гласил: «С этой минуты и до той поры, пока неприятель не будет изгнан за пределы республики — все французы находятся в состоянии мобилизации для службы в армии. Молодые люди пойдут сражаться; женатые будут ковать оружие и доставлять продовольствие; женщины будут изготовлять палатки, шить одежду и работать в лазаретах; дети будут щипать из старого белья корпию; старики дадут понести себя на площади, чтобы своими речами подогревать мужество бойцов и проповедовать ненависть к королям и единство республики».

Благодаря небывалому напряжению сил во Франции в короткий срок было поставлено под ружье еще невиданное число солдат — почти миллион человек![72] Подобного количества вооруженных сил действительно никогда еще не было ни у одной страны в течение всей истории человечества. Ведь, как убедительно доказали серьезные военные историки конца XIX — начала XX века, все рассказы о многомиллионных армиях древности не что иное, как плод фантазии. Неудивительно, что Франция с успехом сражалась против всей Европы и вышла из борьбы победительницей. Однако в результате политических событий 1794–1795 гг. к власти на место кровавых романтиков эпохи якобинского террора приходят прагматики — жулики и проходимцы всех мастей, объединенные единственным желанием сколотить состояние в самое короткое время, наворовать и наслаждаться богатством. Это тотчас же сказалось на армии, которая постепенно утратила веру в справедливость дела, за которое она воевала, разочаровалась во многих идеалах и стала просто-напросто разбегаться во все стороны. В результате к 1799 г. во Франции под ружьем осталось не более 350 тысяч человек. Кроме того, оставшиеся в строю солдаты не желали служить проходимцам, стоявшим во главе государства. Зато они поверили в то, что есть человек, который сможет вернуть те идеалы, за которые когда-то они ушли воевать, вернуть справедливость и вознаградить тех, кто проливает свою кровь за отечество.

Бонапарта привели к власти не только опытные политики, желавшие стабильности и порядка в государстве, но и армия, без поддержки которой бескровная «революция 18 брюмера»[73], как окрестили это событие современники, была бы просто невозможна. Важно также, что поддержка со стороны войск была добыта не денежным подкупом, не бесплатной раздачей водки и дешевыми обещаниями, а родилась фактически спонтанно. Униженная, оплеванная, презираемая армия, сражавшаяся за независимость своего отечества, взбунтовалась против шайки коррумпированных политиканов, разорявших страну. Армия возненавидела их «рай» — рай для «жирных». Она мечтала о справедливости и потому с удовольствием пошла за молодым победоносным полководцем.

Нечего и говорить, что в своих последующих политических мероприятиях Наполеон не консультировался с солдатами и очень редко — с офицерами и генералами, однако несомненно также, что его режим, установившийся, в частности, благодаря движению, спонтанно родившемуся в недрах войск, стал сознательно или бессознательно выразителем этих чаяний воинов, мечтавших о «справедливой республике».

Первый консул, а впоследствии император не обманул надежды воинов. Государство Наполеона не было военной диктатурой в вульгарном смысле, когда властью заправляет клика военных. Однако, несмотря на то что гражданское управление оставалось в руках специалистов своего дела из штатских, общество наполеоновской Франции было насквозь пронизано воинскими идеалами.

Эти принципы построения государства нигде не были теоретически сформулированы Наполеоном. Он был практик и делал то, что было, по его мнению, в данный момент необходимо сначала для Франции, а потом для многонациональной Империи. Но, сознательно или бессознательно, император стремился возвысить элиту духа и самопожертвования — новое рыцарство в полном смысле этого слова.

Государство Наполеона не было страной, где господствуют биржевые дельцы и спекулянты, напротив, это был мир, где доминировала элита меча. Именно она определяла вкусы, нравы и ценности общества. В этом смысле государство Наполеона, несмотря на его развитую экономику и передовую науку, как это ни звучит парадоксально, было государством еще более «старого порядка», чем дореволюционная Франция. В своих моральных ценностях по ряду параметров оно ближе к идеалам суровых рыцарей Средневековья, чем придворных кавалеров XVIII века.