Битва двух империй. 1805–1812

Интересно отметить, что Наполеону практически не требовались какие-то серьёзные территориальные уступки от Австрии. Если он предлагал обменять территориальные потери на отречение Франца I, это было связано с тем, что он не мог объявить Европе о мире, в результате которого Австрия вышла бы сухой из воды. Это значило бы объявить всем, что настоящей победы не было достигнуто или что можно безнаказанно вести войну против Французской империи.

Пусть читатель представит себе государство, которое благодаря большому напряжению сил отразило агрессию, разгромило врага и заняло своими победоносными войсками вражескую столицу. А после этого не добилось бы вообще никаких выгод и не предприняло бы никаких мер против своего неприятеля! Такого не бывает. Но Наполеон, как ни странно, был готов к подобному варианту, лишь бы ему дали хоть какое-то свидетельство, какой-то символ достигнутой победы. И отречение Франца было самым мягким, самым щадящим Габсбургскую монархию решением. Тем более что герцог Вюрцбургский, младший брат императора, был известен всем как человек высоких моральных качеств, блистательно образованный и талантливый. Наконец, ему было 40 лет, и он был в самом расцвете сил.

Но Франц I вовсе не собирался отрекаться от престола в пользу своих братьев. Более того, в области международной политики, начиная с этого времени, австрийским императором управлял Меттерних, бывший посол в Париже, а с 8 октября 1809 г. — министр иностранных дел. Политика Меттерниха точно изложена в его письмах накануне подписания мира. В них министр объясняет императору, что необходимо достичь согласия с Наполеоном, так как в случае попытки решить вопрос вооружённым путём австрийская армия будет наверняка разгромлена. Тогда Наполеону не останется ничего другого, как разрушить австрийскую монархию. Поэтому Меттерних предлагает взять курс на союз с Наполеоном, однако этот союз должен был преследовать не цель помочь Наполеону, а цель его погубить: «Нужно, чтобы с момента заключения мира наша система строилась на том, чтобы ограничиваться исключительно лавированием, пытаясь найти общий язык с победителем. Только таким образом мы сохраним, быть может, наше политическое существование до дня всеобщего освобождения. Без помощи России нам нечего думать о том, чтобы сбросить ярмо, которое тяготеет над Европой… Нужно, чтобы мы сохранили наши силы до лучших времён и работали над нашим спасением более мягкими методами»[29].

Да, Наполеон был совершенно прав — они все давно «назначили свидание на его гробе», и австрийский союз обещал быть не более близким, чем союз с Россией. Быть может, самым безопасным для Наполеона и Франции было бы разгромить Габсбургскую монархию до конца, дав независимость Польше, Венгрии и Чехии. Но это был бы слишком радикальный поворот, чреватый новыми и новыми войнами. Император предпочёл ограничиться, как ему казалось, более разумным решением, заключавшимся в том, чтобы слегка обкорнать Австрийскую империю с разных сторон и тем самым, как ему казалось, обезопасить свою систему.

Александр I не пожелал даже присылать своих представителей на переговоры. Царь ограничился тем, что опять направил в штаб Наполеона красавца Чернышёва с письмом, в котором очень туманно выражалась позиция России в отношении будущего мирного договора: «Я передаю целиком в руки Вашего Величества свои интересы, — писал царь, — мне приятно полностью довериться Вашей дружбе ко мне. Вы можете дать мне неоспоримые доказательства этой дружбы, если вспомните то, что я говорил Вам в Тильзите и Эрфурте об интересах России по отношению к бывшей Польше и то, что я уже неоднократно передавал Вашему послу»[30].

Александр I не писал ничего конкретного. Однако за месяц до этого он очень жёстко выразил свою позицию в беседе с Коленкуром. Царь сказал посланнику: «Если дело идёт о Польше, если стоит вопрос о её восстановлении хоть в какой-то степени, то мир недостаточно велик, чтобы мы могли сговориться»[31].

Если царь высказался жёстко, но достаточно туманно, Румянцев в беседе с послом был не менее твёрд и более конкретен. Он возмущённо говорил о поведении князя Понятовского в ходе последней войны: «Они вели себя не просто как войска саксонской армии, они называли себя поляками (вот уж поистине дерзость — поляки называли себя поляками!); они издавали прокламации от имени родины; они говорили о её восстановлении; они вербовали солдат даже за границей, обращаясь с патриотическими воззваниями, и некоторые подданные императора, мирно жившие под его скипетром со временем полного уничтожения королевства Польского, дали увлечь себя подобными призывами; они без паспортов перешли границу между двумя государствами; они вооружали многих из тех, кого они увлекли за собой, и, перейдя границу, некоторые из них сразу же открыли огонь по охранявшим её часовым…»[32]