Битва двух империй. 1805–1812

Когда в эпоху Петра Россия громко заявила о себе на международной арене, отношения между ней и Францией стали складываться весьма непросто. Дело в том, что для многих поколений французских государственных деятелей главным стержнем внешней политики страны была борьба с габсбургской опасностью. Габсбурги правили в Германии и Испании, словно сжимая Францию в стальных тисках. Но в конце XVII века Испания ослабла, а в начале XVIII века на её престоле оказался внук Людовика XIV, так что опасность для королевства с юга была устранена. Зато Австрия (точнее «Священная Римская империя германской нации») продолжала угрожать Франции. Чтобы противостоять ей, французские политики создали систему так называемого Восточного барьера — союз с тремя странами, которые, так или иначе, конфликтовали с Габсбургской империей. На северо-востоке от Австрии это была Швеция, на востоке — Речь Посполитая, на юго-востоке — Турция.

Империя Петра Великого, родившаяся в грохоте пушек и шуме раздутых ветром парусов линейных кораблей, по определению оказалась во вражде со всеми державами Восточного барьера. Именно поэтому отношения между Францией и Россией очень долго были, мягко говоря, прохладными.

Однако с середины XVIII века ситуация начала меняться. Габсбургская угроза, о которой так беспокоились французские политики, постепенно уходила в прошлое. С другой стороны, Швеция, когда-то верная союзница французского королевства, всё более попадала под английское влияние. Польша окончательно превращалась во второстепенное государство. Наконец, Османская империя погружалась во внутренний кризис, и впервые стали раздаваться голоса о том, что Турция — это «больной человек», который рано или поздно умрёт, и нужно думать о разделе его наследства.

Наряду с политическими изменениями в это время происходили и сдвиги в области общественных настроений во Франции. Как известно, тогда вся Европа жила под сильнейшим культурным влиянием Франции. Сама императрица Екатерина II читала, писала и, можно сказать, думала по-французски. Она активно поддерживала переписку со знаменитыми просветителями Дидро, Вольтером, Гриммом. Российская императрица одной из первых поняла растущую роль общественного мнения; она умело выявила и заставила работать на себя тех, кто это мнение во Франции создавал. Изысканной лестью и щедрыми подарками она заставила тех, кто поносил свое правительство, стать пропагандистами достоинств, действительных или мнимых, Российской империи и, конечно же, ее правительницы.

Уже во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Вольтер полностью встал на сторону России, рассматривая войну с турками как борьбу с опасными варварами: «Мадам, Ваше Императорское Величество, Вы поистине возвращаете мне жизнь, убивая турок (!), — писал он Екатерине, получив известие о победах русских войск. — Письмо, которое Вы мне написали 22 сентября, заставило меня соскочить с моей постели, восклицая: „Алла! Катарина!..“ Я действительно, Мадам, на вершине счастья, я восхищен, я благодарю Вас»[1].

Вслед за Вольтером и изменением общей политической конъюнктуры изменилось и отношение французов к России: «Общественное мнение во Франции, которое было враждебно по отношению к России, внезапно стало крайне благоприятным. Ко всему русскому стали относиться с каким-то наивным восторгом. В театре ставились пьесы, сюжет которых был взят из русской истории: „Скифы“ Вольтера, „Петр Великий“ Дора, „Меншиков“ Лагарпа… Повсюду в Париже возникали „Русские“ гостиницы, „Северные кафе“. Торговец модными товарами открыл лавку под вывеской „У русского модника“».

Обоюдное сближение Франции и России, наметившееся в 70-е годы XVIII века, особенно проявилось в ходе войны за независимость американских колоний, когда французы вступили в открытую войну с Англией. Напрасно англичане пытались склонить на свою сторону российскую императрицу. Екатерина II не только не приняла их предложения, но и, возмущённая наглыми действиями британцев на море, подписала 9 июля 1780 года договор с Данией о вооружённом нейтралитете. К этой декларации присоединились позднее Швеция, Голландия, Австрия, Пруссия, Португалия и Неаполитанское королевство. Это был мощнейший удар по попытке британского флота бесконтрольно хозяйничать на морях.

Уже в конце 80-х годов французская дипломатия поставила себе задачу добиться большего сближения с Россией и заключить русско-французский союз. Министр иностранных дел Монморен в своём докладе, направленном королю в самом начале 1789 г., писал: «Швеция не заслуживает более нашего доверия, впрочем, она может играть на континенте лишь второстепенную роль. Пруссия связала себя с Англией и стала нашим врагом… Германская империя — лишь разрозненные земли без всякой связи, к тому же многие из них находятся под влиянием Пруссии. Остаётся только Российская империя, и это тот союз, которого нам хотелось бы добиться»[2].