В течение долгого времени советские историки как черт от ладана бежали от рассмотрения истинных причин создания Третьей коалиции. Потому что ясно: если начать поднимать документы, теория превентивной войны, защищающая интересы России, рассыпается как карточный домик. Ни о каких интересах страны ни царь, ни его подручные не думали. В лучшем случае можно сказать, что они хлопотали о корысти тех представителей российского правящего класса, которые наживались за счет продажи в Англию зерна из своих поместий. Это ни в коем случае не оправдывает экспансионистскую политику Наполеона, которая стала еще более заметна после провозглашения во Франции империи. Однако, чтобы хоть как-то задеть регионы, где Россия имела свои интересы, Наполеон был бы вынужден разгромить Австрию. Так как габсбургская монархия не собиралась ни в коем случае в одиночку атаковать Францию, у Наполеона не было никакого повода для того, чтобы начать с ней войну. А если бы он вдруг, ни с того ни с сего, напал на нее, у России появился бы прекрасный случай показать свою силу. В этой ситуации Австрия была бы на стороне русских душой и телом и сражалась бы не «для галочки», а во всю свою мощь. Нет сомнений, что при подобном положении вещей и пруссаки не могли бы остаться в стороне. Тогда война действительно была бы не только мотивированна, но и необходима. Это было бы очевидно для каждого простого австрийского, прусского и русского солдата. Подобная война была бы поистине священной и справедливой… но Наполеон не собирался нападать на Австрию, по крайней мере, в обозримом будущем.
Как государственный человек, который мыслил интересами своей страны, он никак не мог понять политику Александра. Он не видел выгоды для России в предстоящей войне, и поэтому ему казалось, что царь окружен дурными советниками, что министров подкупает английское золото. Подобную точку зрения разделяли и многие в его окружении.
В сентябре 1804 г. Александр I отправил с дипломатической миссией в Лондон H. Н. Новосильцева, одного из своих «молодых друзей»[23]. В его задачу входили переговоры с целью заключения военного союза между Россией и Англией.
Инструкции, данные ему 11 (23) сентября 1804 г., поражают своим объемом — около 30 000 знаков, иначе говоря, примерно 18 страниц этой книги! Удивляют они также запутанностью, туманностью и категорическим нежеланием называть вещи своими именами. Все листы обширного опуса пропитаны лишь одним — ненавистью к Франции Наполеона, прикрытой иезуитскими, лицемерными фразами. Несмотря на то что этот документ не раз разбирался историками, он стоит того, чтобы на нем остановиться, так как в нём раскрываются все принципы политики Александра I и его помощника Чарторыйского, перу которого, кстати, по большей части, и принадлежат инструкции.
Документ начинается с длинной преамбулы, где на все лады уже в тысячный раз повторяются переживания по поводу страданий Европы и Франции, и делается первый вывод: «Прежде чем освободить Францию, нужно сначала освободить от ее ига угнетаемые ей страны». Потом, разумеется, царь планировал заняться «освобождением» самих французов. «Мы объявим ей (
Чтобы лучше объяснить собеседникам Новосильцева, отчего же «стонет» Франция, империи Наполеона даются самые чудовищные характеристики: «отвратительное правительство, которое использует в своих целях то деспотизм, то анархию». Касаясь будущего устройства побежденной страны, Александр глубокомысленно заявлял: «Внутренний социальный порядок будет основан на мудрой свободе». Рецепт «мудрой свободы», конечно же, лучше всего знали в Европе властитель миллионов русских крепостных крестьян и английские банкиры.
«Россия и Англия распространят вокруг себя дух мудрости и справедливости», — уверенно писал Александр. Впрочем, дух мудрости и справедливости понимался достаточно своеобразно. Например, говорилось: «Очевидно также, что существование слишком маленьких государств находится не в согласии с поставленной целью, потому что, не имея никакой силы… они не служат… никоим образом для общего благополучия».
После пространных рассуждений о мудрости и справедливости русский царь переходил к более приземленным задачам, которые были лучше доступны пониманию английских министров. По его мнению, было необходимо, «чтобы две державы-покровительницы сохранили некоторую степень господства в делах Европы, потому что они единственные, кто по своему положению неизменно заинтересованы в том, чтобы там царили порядок и справедливость».