Битва двух империй. 1805–1812

В письме генерал-лейтенанту Штейнгелю в 1810 г. военный министр указывал: «По моему мнению, нет другой причины к умножению больных и даже смертности, как неумеренность в наказании, изнурение в учениях сил человеческих и не попечение о сытной пище. Вашему пр-ству по опыту должно быть известно закоренелое в войсках наших обыкновение: всю науку, дисциплину и воинский порядок основывать на телесном и жестоком наказании; были даже примеры, что офицеры обращались с солдатами безчеловечно, не полагая в них ни чувств, ни разсудка. Хотя… мало-помалу таковое зверское обхождение переменилось, но и поныне еще часто за малые ошибки весьма строго наказывают…»[18]

Реалия, о которой говорит официальное письмо военного министра, вполне подтверждается многочисленными свидетельствами современников. Вот что писал в своих воспоминаниях офицер Елисаветградского гусарского полка Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен: «Была еще одна черная сторона: безжалостное, тиранское обращение с солдатами. Не только за преступления и проступки, но и за ошибки на ученье наказывали сотнями палок. На ученье вывозили палки, а если нет, то еще хуже: наказывали фухтелями и шомполами по спине. Много удушливых и чахоточных выходило в неспособные. И все это против проникнутаго благочестием, повиновением, преданностию, готоваго на всякое самоотвержение русскаго солдата — идеала воина! Жестокость доходила до невероятнаго зверства. При производстве в офицеры из сдаточных, некоторые начальники скрывали полученный о том приказ, придирались к произведенному, наказывали его несколькими сотнями ударов палками, чтобы, по их словам, у него надолго осталось в памяти»[19].

«Многие офицеры находили в этих истязаниях „особое удовлетворение и, как бы ради спорта, за чаем, велели наказывать солдат виновных и невиновных“»[20], — рассказывал другой очевидец.

«Русские офицеры могут бить солдата, сколько им угодно, лишь бы тот не умер, — подтверждает уже упомянутый выше адъютант французского посла. — Только в случае, если солдат умрет, офицер пойдет под трибунал. Часто случается, что если находят многих виновных, то их заставляют пороть один другого по очереди. Я видел, как полковник (кавалерии), недовольный выправкой своего эскадрона, приказать запереть всех солдат и лошадей в конюшне и оставил их там на сутки без еды»[21].

А неизвестный автор поэмы «Солдатская жизнь», сочинённой в это время, написал:

Лучше в свете не родиться,
Чем в солдатах находиться,
Этой жизни хуже нет,
Изойди весь белый свет.[22]

Тем не менее военный министр считал, что обучать войска можно не только с помощью нещадной порки, и требовал этого от своих подчиненных: «Российский солдат имеет все отличнейшие воинские добродетели: храбр, усерден, послушен, предан и неприхотлив, следственно, есть много способов, не употребляя жестокости, довести его до познания службы и содержать в дисциплине»[23].

Наконец, Барклай де Толли стремился изжить (насколько это, конечно, возможно!) воровство интендантских чиновников, которое приводило к тому, что солдат получал лишь самую убогую пищу, и в результате армия несла огромные потери от смертности в результате болезней. Министр отмечал: «В пищу солдатам, кроме хлеба, ничего не доставляют, а на лицах их не токмо не видно здоровья и живости, но по цвету и худобе можно назвать целые роты или батальоны больными и страждущими… Я приказал ежемесячно представлять мне выписку из полковых рапортов о числе больных, по коей судить буду о способностях и усердии полковых начальников, ибо за неопровергаемую истину принять можно, что число в полку больных показывает ясно образ управления»[24].

Без сомнения, реформы, проводимые в русской армии, не могли происходить без влияния контакта боевого и мирного с армией Наполеона. В главе 5 уже рассказывалось, как в кампанию 1809 г. русские офицеры фактически исполняли службу штабных офицеров в ставке наполеоновской армии. Без сомнения, их опыт и информация о французской армии широко использовалась в ходе реформ. Особенно важную роль сыграла миссия генерала Петра Михайловича Волконского, которого царь в Тильзите представил Наполеону, а затем послал во Францию с целью изучить организацию штабов наполеоновской армии. Молодой генерал (Волконскому был только 31 год), представитель одной из самых аристократических семей России, пробыл во Франции почти три года, общаясь со всеми знаменитыми французскими полководцами.

Результатом его пребывания во Франции стала реформа штабов русской армии и организация их по типу наполеоновских.