Битва двух империй. 1805–1812

Но Бернадот развернул политику Швеции в совсем другом направлении; конечно, во многом причиной этого были жёсткие требования Наполеона в сфере присоединения королевства к континентальной системе. Подчиняясь предписаниям императора французов, 17 ноября 1810 г. Швеция объявила войну Великобритании, а ещё ранее под давлением Александра сообщила о закрытии своих портов для английских судов. Однако для страны, где чуть ли не все крупные города находились на побережье, а экономика почти целиком зависела от морской торговли, подобные ограничения были трудно приемлемы. То, что для России было лишь неприятным стеснением, стало бы экономической катастрофой для Швеции. Впрочем, шведы никогда и не выполняли в действительности требования блокады даже на таком уровне, как Россия. В шведские порты заходили суда не только под английским флагом, но даже и английские боевые корабли. Причём английские офицеры прогуливались на берегу, не снимая своей формы и не стараясь хоть как-то скрыть своё присутствие (что касается рядовых моряков, в те времена они носили некое подобие рабочей одежды, по которой было сложно определить их принадлежность к тому или иному флоту). Посол Наполеона, бывший ярый якобинец Алькье, в довольно резкой форме настаивал на выполнении шведской стороной правил блокады. Однако его многочисленные представления не приводили ни к какому эффекту, а отношения между Францией и Швецией становились всё более натянутыми. Бернадот, казалось, был совсем не против такого оборота событий.

Более того. Вместо политического курса на возвращение Финляндии, что могло, конечно, произойти только в случае франко-русского конфликта и участия Швеции в борьбе против России, наследный принц намеревался сделать ставку на совсем другое приобретение. Он решил, что для шведских элит самое главное — территориальное расширение, и возлагал надежды на захват Норвегии, которая входила в это время в состав Датского королевства и, следовательно, была частью государства — верного союзника Франции.

С этой замечательной идеей Бернадот обратился к императору французов через уже упомянутого посла Алькье. Подчёркивалось, что, если Наполеон окажет помощь в этом завоевании, Швеция станет для него надёжным помощником, в случае войны с Россией направит свои войска на отвоевание Финляндии и, более того, даже будет угрожать Петербургу.

Мысль обобрать верного союзника и друга вызвала у императора взрыв негодования: «В голове шведского принца столько горячечного бреда и нескладных мыслей, что я не придаю никакого значения сообщениям, которые он сделал борону Алькье…» Более того, император подчёркивал однозначно: «Я поручаю моему министру (иностранных дел) приложить все усилия, чтобы ободрить и поддержать Данию и сообщить, что… я при необходимости окажу ей помощь всеми силами моей империи»[3].

Получив недвусмысленный отказ, Бернадот стал зондировать почву в отношении России. Для переговоров в Петербург был послан граф Лёвинхильм, в задачу которого входило, как указывалось в его инструкциях, «приобрести Норвегию и предотвратить возможность неожиданного сближения России с Францией».

Накануне петербургских переговоров в январе 1812 г., в связи с полным несоблюдением Швецией континентальной блокады, французские войска заняли шведскую Померанию — маленький остаток некогда обширной Шведской империи на юге Балтики. Задача была всё та же, которая привела в своё время к оккупации Ольденбурга, — воспрепятствовать проникновению английских товаров на север Германии. Подобные действия не могли не сказаться отрицательно на франко-шведских отношениях и ещё более подтолкнуть Бернадота к сближению с Александром. «Поспешность (в переговорах с Россией) меня удивила, — рассказывает генерал Сюрмен, — я могу её объяснить лишь старой и постоянной враждебностью Бернадота к Бонапарту. Король подтвердил моё мнение, сказав, что с самого прибытия в Швецию наследный принц думал опереться на Россию и нанесённый проездом визит Чернышёва в предыдущем году (1811) уже посеял семена сближения. Так что вторжение в Померанию лишь ускорило дело и послужило принцу тем, что дало хороший повод, чтобы обозначить свою позицию»[4].

Царь без возражения согласился на перспективу грабежа Дании в обмен на то, что Швеция в грядущей войне выступит на стороне России. Интересно, что, заявляя везде о себе как о поборнике прав угнетённых Наполеоном народов, Александр без малейших сантиментов был готов отдать народ Норвегии под власть шведского короля, что для норвежцев означало бы самый несправедливый национальный гнёт. Более того, согласно договору, подписанному почти одновременно в апреле 1812 г. в Петербурге и Стокгольме, Россия должна была помочь своими войсками в завоевании Норвегии.