Битва драконов

— Какие еще долги, сынок? — возразил Кэтбар. Чтобы расслышать его слова, пришлось низко склониться над ним. Его голос уже успел обрести уверенную хрипотцу. — Я выполнял свой долг, только и всего. — Он оглядел поляну, сильно дрожа. — Старался сохранить жизнь вам и себе. Вот что я скажу: если нам хочется еще пожить, пора позаботиться о костре и, возможно, о шалаше. Сдается мне, мы угодили в Снежные земли, а это не то место, где можно безопасно разгуливать после наступления темноты.

Элспет кивнула, и они с Эдмундом принялись усердно собирать хворост для костра. На душе у юноши было неспокойно. «Не то место…» Ему припомнилась настороженность лисицы, в сознание которой он недавно наведался. Уж нет ли в этом лесу других охотников, покрупнее лисы? Он поостерегся высказывать свои опасения вслух, только стал мысленно прощупывать окрестности в поисках глаз, которыми можно было бы воспользоваться.

Пока спасители Кэтбара раскладывали костер, он рассказывал о том, как воевал на Дальнем Севере, и о некоторых привычках жителей Снежных земель, с которыми он сталкивался. Он уже мог сидеть, ему определенно полегчало, голос набирал силу. Элспет с интересом внимала рассказу наблюдательного скитальца, Эдмунд же продолжал свой мысленный поиск, все больше наполняясь тревогой. Что-то совсем рядом лишало его покоя… Вот оно!

Опасность кралась, волоча брюхо по снегу, тонко чуя каждое дуновение ветра. Донесшийся издали дух плоти усилил чувство голода. По обеим сторонам крались соплеменники, гладкие, серые, они были моложе и сильнее, но не так свирепы, не так голодны…

Эдмунд выпрямился.

— Здесь оставаться нельзя, — отчеканил он. — Выбирайтесь-ка из-под ветвей. Нас выслеживают.

Кэтбар изрек какие-то проклятия и попытался приподняться, но со стоном осел в снег. Пришлось Эдмунду и Элспет вдвоем ставить его на ноги. Он тяжело повис на юноше, хрипло дыша и багровея обожженным лицом.

— Погодите, дайте отдышаться, — простонал он.

Держась за руку Эдмунда, он сделал шаг вперед, вновь простонал и замер, восстанавливая дыхание. Новая попытка… Оказалось, он все же в состоянии передвигаться сам.

— Теперь все будет в порядке, — заверил он ребят. — Принесите-ка мне мой меч, вон он, видите? И захватите хворост, он нам еще пригодится.

Элспет повела их из лесу, ступая в собственные глубокие следы в чаще. Солнце уже клонилось к закату и светило слабее. Кэтбар и Эдмунд ковыляли за ней следом. Эдмунд с радостью ускорил бы шаг, но их грузный раненый не мог двигаться быстрее: он не жаловался, но обильно потел. Теперь его лицо, несмотря на мороз, заливала бледность. Эдмунд то и дело оглядывался и шагал со всей осторожностью. Преследовавшие людей невидимые существа рассыпались в надежде окружить их, прежде чем они достигнут опушки. Эдмунд чувствовал, как уверенно они сокращают расстояние, отделяющее их от растерянной добычи: стая настигала двуногих без всякой спешки. Только старый самец, самый голодный из всех, чье зрение юноша недавно позаимствовал, опередил остальных и подползал все ближе, готовый первым приступить к кровавому пиршеству…

Эдмунд споткнулся о корень, пришел в себя и огляделся. Оказалось, он едва не перешел на бег, волоча за собой раненого.

— Скоро мы выйдем из лесу! — подбодрила их Элспет.

Лицо Эдмунда заливал пот. Впрочем, деревья явственно расступались, он уже видел впереди снежную равнину, солнечный свет, зазубренные гряды серых гор вдали. Элспет, ушедшей далеко вперед, опасность больше не грозила. Но за их спинами раздался сначала плохо различимый, потом быстро нарастающий волчий вой.

Глава третья

«Я уже состарился. Какой из меня спаситель мира? Теперь я кую плуги и котлы, мечи не для меня. Лучше я останусь с женой и сыном, куда они без меня? Эльфы не старятся, и жена казалась мне не старше, чем тогда, когда она рассталась со своим народом, хотя нашему парню уже должно было вот-вот стукнуть восемнадцать. Его веселый нрав и красота его матери — главные радости моей жизни. Неужто мне придется с ними расстаться? Гости предупредили, что меч придется нести в холодные края. Без него все погибнет».

Клуаран плотно затворил за собой дверь. Времени у него оставалось в обрез, и он не хотел, чтобы его беспокоили.