Битва драконов. Том 2 (СИ)

«Старый болван! — обругал себя дед Фрол. — Сразу-то не мог догадаться? Неужто непутевый батька отыскался? Ведь в глаза же бросалось подобие аур! Когда-то же Толик Назаров жаловался на какого-то Анциферова, заморочившего голову внучке Валентине, а я не придал этому значение!»

Опытный и битый жизнью чародей не слишком хорошо знал Толика, как его отца Архипа, сложного и противоречивого человека, но несколько раз пересекался с ним на короткое время. Последняя их встреча произошла лет двадцать пять назад, а может и больше. Тогда еще род Назаровых не переживал тяжелых времен, но грозовая туча будущей войны с Китсерами уже клубилась на горизонте. Разве не эта причина заставила Фрола следить за жизненными перипетиями Никиты, а потом резко сорваться с теплого местечка в Албазине, и без лишних рассуждений предложить ему посильную помощь? Старик знал, что у него осталось немного времени. Не хотелось забирать с собой в Небесные Чертоги весь свой жизненный опыт. Детей и внуков у него не было, так зачем таскать за собой бесценный груз приобретенных знаний, уловок, фокусов? Есть теперь кому отдать этот чемодан, забитый доверху разнообразными сокровищами, за которые любой волхв отдаст душу!

— Меня тоже Михаилом зовут! — завопил мальчишка, восторженно прыгая вокруг взрослых.

— Вижу, у вас свои дела, — старик ловко цапнул своего ученика за воротник шубки, удерживая от очередного круга. — Отведу отрока домой, да поеду в «Родники». Погляжу, как мои разбойники усвоили урок.

Под «разбойниками» он подразумевал троицу волхвов-новичков: Немца, Зубра и Гусара.

— Найди Ильяса и скажи, чтобы машину выделил, — не стал отговаривать его Никита. Поездки в поселок приносили Фролу Пантелеевичу несказанное удовольствие. Работая с детьми, приходилось быть мягче, поэтому всю жесткость обучения ощущали на себе все боевые волхвы, начиная от Яны с Ромкой Возницыным, и заканчивая вышеназванными чародеями. Иногда даже Косте Краусе (который взял фамилию Назаровых) перепадало, когда тот имел неосторожность появляться в «Гнезде». Он яростно сцеплялся с вредным дедом, напоминаю ему, что иллюзионист не должен вмешиваться в работу человека, имеющего власть над расстоянием. — К ужину тебя ждать или в поселке останешься?

— Чего мне там ночью делать? — привычно заворчал старик. — Зазнобы, чтобы под бочок пристроиться, нету. И другим облегчение, что я уезжаю от них.

Никита рассмеялся и махнул рукой, отпуская сына и его наставника, а сам вместе с Анциферовым продолжил путь к усыпальнице.

— Славный мальчишка, — нарушил молчание Михаил Федорович. — Всегда был уверен, что первого своего внука увижу в собственном доме, а оказалось, что их у меня уже двое… Да, как бы ты ни относился ко мне, Никита, от этого Миша и Полина не перестанут быть родными по крови.

Никита только поморщился, но возражать не стал. В самом деле, не прятать же детей от родного деда подобно квохчущей наседке! Тем более, сам пригласил его в имение. О приезде Анциферова доверительно сообщил Балахнин, лично связавшись по телефону. Никита послал Москита на вокзал, чтобы гость не вздумал приезжать в имение такси. Каким бы отцом Михаил Федорович ни был, ставить его в униженное положение волхву не хотелось.

Михаила Федоровича Никита встретил у крыльца особняка, мучительно гадая, стоит ли вообще приглашать его в дом и садиться с ним за один стол. Разломив хлеб с человеком, предавшим мать, он продемонстрирует прощение. Хозяин «Гнезда» упорно гнал от себя мысли о примирении, находил с десяток аргументов против, и ни одного — что настало время протянуть друг другу руку. И злился. Злился на себя, вынужденного метаться в поисках правильного ответа, на Балахнина, преследовавшего какие-то свои цели, и на отца. Было бы проще, увернись Анциферов от необходимости поклониться праху своей любимой женщины. В памяти Никиты он остался бы малодушным человеком, и уже через день не вспоминал о нем.

Однако Михаил Федорович сам выразил желание побыстрее посетить усыпальницу, и на вежливый вопрос, не желает ли он отдохнуть с дороги, выпить чаю, только отмахнулся. А в глазах застыла настороженность и ожидание прощения.

Отец вошел в холодную усыпальницу и огляделся по сторонам. Удивительно, что его взгляд не блуждал по стенам с нишами, где стояли гильзы с прахом предков, а сразу нашел табличку с дорогим ему именем и аккуратно пристроил цветы в выемку. Потом замер, погрузившись в своим мысли. Никита ему не мешал, безмолвно стоя за спиной. Он уже хотел выйти наружу, но Анциферов сам прервал молчание в морозной тишине помещения.

— Как же все это неправильно, — задумчиво произнес он. — Я должен был охранять твою маму, поехать с ней в эту распроклятую тайгу и даже принять смерть. Вместо этого — годы бесконечных скитаний и ощущение своей ненужности. Оно выжигало мою душу, превратило в бродячую тень без эмоций.