— Я согласен, — повторил за ним Феликс.
Корделия окинула взглядом трибуны, все зрители стояли на ногах и взволнованно наблюдали за церемонией. Император Оципус показал Феликсу поднятый большой палец.
— Кажется, жених принял предложение. Но что же ответит невеста?
— Корделия, — обратился к девочке Оципус, — берешь ли ты Феликса Грека в мужья?
Корделия пребывала в состоянии, близком к обмороку, чувствуя рвотные позывы и нестерпимое желание удалиться в туалет. Она и раньше оказывалась в затруднительных ситуациях, но никогда у нее не крутило так живот от страха того, что ей предстоит выйти замуж за незнакомца.
Оципус нетерпеливо поднял бровь:
— И каков же твой ответ?
— Нет, нет, нет, нет, нет! — кричал на бегу Брендан. — Ее ответ — нет!
— Как ты смеешь прерывать мою церемонию? — возмутился Оципус. — Как тебе вообще удалось сбежать?
Но затем он увидел следующую за ними супругу и понял, что это она позволила ему спуститься вниз. Уилл и Элеонора все еще находились под стражей на трибуне.
Оципус улыбнулся. Конечно же, это лишь часть одного большого представления. С появлением на арене Брендана действие стало драматичнее и зрелищнее. Зрители были в восторге! По звукам Колизей стал напоминать клетку с гиенами.
Оципус отпустил руки Корделии и Феликса и, подойдя к Брендану, начал свою возмущенную и напыщенную речь, словно находился на сцене.
— Как ты смеешь обращаться ко мне, как к простолюдину? Назови мне хоть одну причину, чтобы я мог оправдать тебя,
Император чиркнул себе пальцем по горлу. При виде этого жеста Родикус обратился к толпе:
— Похоже, Брендан оскорбил нашего императора! Поэтому сегодня в Колизее состоится не только венчание, но и распятие на кресте!
Толпа приняла новость с шумным одобрением. Брендан упал на колени.
— Ладно, отлично, простите меня! — закричал мальчик. — Такого больше не будет!
— Так-то лучше, — заметил Оципус и помог Брендану подняться, жестом как бы говоря толпе:
Родикус прокомментировал:
— Император проявляет неслыханную милость!
Зрители ликовали. И тогда Брендан понял, что весь народ пляшет под дудку императора. Пока он вытворяет все, что ему заблагорассудится, выдает Корделию замуж или угрожает Брендану казнью, народ будет увлечен этим спектаклем, а император будет продолжать господствовать над ними. Это было действительно гениальной политикой!
— А теперь вернемся к нашей чудесной паре, — заявил Оципус. — Леди Корделия, берешь ли ты Феликса Грека в мужья?
У Корделии тем временем назрел план. Она взглянула на императора и начала издалека:
— Я начинаю понимать, насколько вы мудрый правитель. Выйти замуж за гладиатора было бы для меня огромной честью. Но где же мы станем жить?
— Жить? Вы будете жить в казармах для рабов.
Корделия с трудом сдерживала отвращение. Она не разделяла тех чувств, которые Брендан питал к этому коренастому самодовольному императору. Мальчик видел в нем скорее искусного манипулятора, его сестра — человека, который беспечно пользуется своей безграничной властью. Если ей удастся вернуться домой, стать, когда она вырастет, руководителем, она будет использовать свою власть с умом, чтобы помогать людям, а не объедаться и растрачивать состояние на подобные спектакли.
— Величайший Император, как вы знаете, — начала она издалека, вежливо обращаясь к нему, — мы с моими родными не из этих мест. Мы попали сюда с помощью магии нашего дома. И нам нужно остаться в этом доме.
— Почему?
— Мы не можем допустить, чтобы магия нашего дома причинила вред вам или вашим людям.
— Вы мне угрожаете? — нахмурился Оципус.
— Я пытаюсь вас защитить.
Выпятив нижнюю губу, Оципус обдумывал ее слова. Затем он кивнул одному из стражников, который тут же помчался к черным воротам, откуда выводили львов и белых медведей.
Ворота поднялись. Через мгновение из темноты показался целый ряд рабов, сгорбленных под тяжестью ноши, которую они волокли, закинув канат себе на плечи. За ними следовали еще несколько таких рядов, каждый тянул огромный канат.
С каждым шагом рабов Дом Кристоффов потихоньку выползал на арену.
— Твое желание исполнено, юная леди, — заявил Оципус. — Теперь ты готова завершить нашу церемонию?
Корделия пристально разглядывала дом. Бочки, на которых рабы катили здание, у его фундамента не были повреждены. (В Сан-Франциско Дом Кристоффов стоял на сваях, а бочки были прикреплены снизу на тот случай, если он вдруг обвалится с крутого склона в воду.) Даже в таком странном мире она испытывала нежные чувства к своему родному дому.
Корделия глубоко вздохнула. «Этот брак будет считаться законным только здесь. А через несколько часов, когда мы проберемся обратно в дом и найдем способ вернуться в Сан-Франциско, любой, кто осмелится заявить о моем муже, будет отправлен в тюрьму».