Битва богов

Странная бледно-голубая вспышка распорола и точно испарила туман; яснее стали видны крутые скаты черепичных крыш, и граф любезным жестом предложил следовать дальше.

— У вас хорошие помощники, — заметил Казот. — Но и слуги сатаны не дремлют…

Из-за поднятого воротника граф с новым любопытством покосился на спутника.

— Откуда вы знаете, что дело идет о поединке двух столь могущественных сил? И что я участвую в нем, причем не на стороне… хм… князя мира сего?..

Мягко улыбаясь, Казот покачал головою. Он вполне походил бы на скопидома-буржуа, отдавшего жизнь пересчету своих экю, — сутулый, узкоплечий, в добротном темном сюртуке, в крепких сапогах с отворотами, — если б не эта особенная улыбка, бросавшая ангельский свет на унылое, некрасивое лицо.

— Думаю, что не ошибаюсь, монсеньер.

Они вступили на парапет; впереди снова был туман, он вливался в Монетную улицу, тек меж высоких беленых фасадов с узкими окнами. Утро обещалось хмурое, и даже начищенный медный крендель перед булочной не блестел, а скучно лоснился.

— На сегодняшнем… то есть, уже вчерашнем собрании я с интересом слушал господина Сен-Мартена[38], — будто невзначай сказал граф. — Что же, Казот, вы во всем согласны с мастером вашей ложи?

— Увы! — Старик огорченно развел руками. — Господин Сен-Мартен говорит, что воля Божья может быть выражена и в насилии, если оно поведет к установлению справедливости. А я с этим не могу согласиться! По-моему, из крови родится только кровь, и от смерти не возникнет новая жизнь…

— Это я и ожидал от вас услышать, друг мои; вы меня не разочаровали!

Писатель с удивлением поднял взгляд на невозмутимо шагавшего спутника. Прогулка по ночному городу, невзначай предложенная графом Казоту после их встречи (случайной ли?) на собрании «вольных каменщиков» оборачивалась неожиданной стороной…

— Судьба всего мира решается сейчас в Париже, вы догадываетесь об этом, — отрывисто, с нежданной суровостью сказал граф. — Не позднее, чем через год, во Франции случатся великие перемены: королевский трон падет, и наступит кровавый хаос…

Старик испуганно огляделся, не слушает ли кто-нибудь — но улица была еще безлюдна.

— Те, кого вы зовете слугами сатаны, непременно воспользуются переворотом, чтобы захватить власть и, поразив ужасом миллионы, возродить древнее жестокое царство. Но мы, их противники, постараемся разрядить накопившуюся грозу очистительным ливнем…

— Вы не боитесь доверять мне подобные секреты, граф? — спросил Казот и получил ласковый ответ, сопровождавшийся обворожительной улыбкою:

— Если бы у нас не было опоры в мудрых и праведных людях, — мы не продержались бы и сотни лет!..

— Дорого бы я дал, — печально проговорил Казот, — чтобы узнать, кто же такие — вы и почему сотня лет для вас лишь краткий миг…

— Считайте, Казот, что говорите с посланником древнейшей тайной ложи, взявшей целью установление на Земле вечного мира, человечности и справедливости.

— Как это прекрасно и благородно! — воскликнул старик, обеими руками пожимая руку графа в перчатке с надетыми поверх нее перстнями. — Те, кто привык унижать великих до степени собственного ничтожества, называют вас, простите, странствующим мошенником из мадьяр; иные же объявляют португальским евреем или, в лучшем случае, незаконным сыном испанской королевы… О вас ходит дурная слава шарлатана, похваляющегося в салонах личным знакомством с Моисеем и Юлием Цезарем. Но я никогда, никогда не сомневался, что правы лишь те, кто видит в вас тайное орудие Божьего промысла!..

— Многие называли себя тем именем, которое я принял во Франции, — без тени обиды ответил граф, — чтобы красочной ложью добывать себе деньги и благоволение знатных. Вы же угадали правду. Мне поручены дела вашего злосчастного королевства, и вот уже полсотни лет, как я ими вплотную занимаюсь… Здесь, как нигде, богатые беспечны, а бедные озлоблены. — Граф криво усмехнулся. — За лабораторным столом, обучая Луи Пятнадцатого улучшать качество алмазов, я между делом советовал королю смягчить законы, поощрять купцов и трудолюбивых крестьян, уменьшить безумное мотовство двора… Тогдашние траты на развлечения я считал безумными. Но кто мог подумать, что одна куафюра Австриячки[39] будет глотать доходы целой провинции!..

От сих крамольных слов Казот снова стал озираться, но и улица Сент-Оноре, по которой они шли теперь, не спешила с пробуждением: лишь брела за собеседниками пара больших, неуклюжих бездомных собак.

— Король не был глуп или зол, — увлекаясь воспоминаниями, продолжал граф, — он мог бы меня понять; но воля его уступала лени и чувственности, им всегда вертели фаворитки, особенно эта хищная особа, Помпадур… Она меня не терпела, Казот; она ревновала короля ко мне! Приходилось вечно ублажать маркизу разными подачками — мазью от морщин, каплями для яркости глаз, пилюлями, увеличивающими любовное наслаждение… Верите ли, она требовала эликсира вечной молодости! Да, то были трудные времена…

— А сейчас? — спросил писатель, воспользовавшись минутою задумчивости графа.