Астинус с трудом оторвал взгляд от своей игрушки.
— Разве ты сам не в силах догадаться, человек грядущего и былого? Или ты не изучал истории?
Рейстлин молча смотрел на Астинуса. Лицо его, неподвижное и бледное, напоминало гипсовую маску.
— Ты прав, Бессмертный. Я изучал историю. Так вот почему Фистандантилус отправился в Заман… — сказал он наконец.
Астинус кивнул.
— Заман — магическая крепость на равнинах Дергота… неподалеку от Торбардина, родины горных гномов. Они владеют и Заманом, — произнес Рейстлин бесстрастным голосом, словно читал страницу исторического трактата. — Сейчас туда стекаются двоюродные братья горных гномов — гномы холмов, чтобы найти там убежище от зла, захлестнувшего мир после Катаклизма.
— Врата расположены…
— …в подземных лабиринтах Замана, — с горечью закончил Рейстлин. — Именно там Фистандантилус развязал Великую Гномью Войну…
— Развяжет… — поправил Астинус.
— Развяжет, — пробормотал Рейстлин, — войну, которая и определит его собственную судьбу!
Маг надолго замолчал. Внезапно он поднялся с кресла и подошел к столу Астинуса. Положив руки на книгу, он повернул ее к себе. Летописец с интересом наблюдал за ним.
— Ты прав, — кивнул Рейстлин, пробежав глазами ровные строки; чернила, которыми они были написаны, еще не успели просохнуть. — Я действительно из будущего. Я читал «Хроники» — в них все было написано именно так. Во всяком случае, это место я запомнил. Я знаю, что ты напишешь здесь… — Он указал на пустое место под последней строкой и процитировал по памяти:
— «Сегодняшнего числа, через полчаса после восхода Темной Стражницы, Фистандантилус принес мне Шар Проходящего Времени».
Астинус ничего не ответил. У Рейстлина затряслись руки.
— Ты напишешь это? — спросил он, и в голосе его послышались гневные нотки.
Астинус слегка пожал плечами. Рейстлин вздохнул:
— Значит, я не сделал ничего, чего бы никогда не происходило. — Его руки внезапно сжались в кулаки, а когда он снова заговорил, его голос звучал так, словно маг сдерживал гнев из последних сил. — Не так давно госпожа Крисания приходила к тебе от моего имени. Она рассказала, что ты, увидев ее, что-то исправил в книге. Покажи мне это место.
Астинус нахмурился.
— Покажи! — повысил голос Рейстлин.
Летописец неохотно выпустил из рук шар (он завис в воздухе на некотором расстоянии от стола), и свет внутри него немедленно погас, после чего хрустальная сфера сделалась непрозрачной и темной. Хронист пошарил на полу за креслом и вытащил оттуда толстый фолиант с деревянными крышками и кожаным корешком. Чтобы отыскать нужное место, ему понадобилось всего несколько секунд.
Затем Астинус повернул книгу так, чтобы маг мог прочесть натканное.
Сначала Рейстлин прочел отрывок целиком, затем пробежал глазами исправление, внесенное летописцем. Наконец он выпрямился и, шурша плащом, сложил руки на груди. Лицо мага было бледным, но спокойным.
— Это изменит время.
— Это ничего не изменит, — ледяным тоном возразил Астинус. — Один человек пришел вместо другого — только и всего. Замена была равноценной. Время, ничуть не потревоженное, продолжает течь дальше.
— И оно несет меня с собой?
— Да. Или ты считаешь, что можно остановить реку, бросив в нее горсть гальки? — Астинус криво усмехнулся.
Рейстлин пристально посмотрел на него, и мимолетная улыбка тронула его губы. Указав на шар, он прошептал:
— Ну что же, тогда следи за этой галькой, Астинус, следи хорошенько! Прощай, Бессмертный.
Комната внезапно опустела. Летописец вновь остался один. Астинус долго сидел неподвижно, молча размышляя о происшедшем. Потом, перевернув все еще лежащую на столе книгу, он перечитал те строки, которые писал в тот момент, когда госпожа Крисания Таринская переступила порог его кабинета:
Имя «Денубис» было вычеркнуто, а вместо него вписано «Крисания».
Глава 7
— Я умер, сказал Тассельхоф Непоседа.
Несколько мгновений он молчал, потом вздохнул разочарованно:
— Я умер. Это точно. Должно быть, я уже на Том Свете…
Прошло еще несколько мгновений.
— Ну что ж, — сказал Тас, — по крайней мере, ясно одно: кругом тьма.
Подождав еще немного, кендер почувствовал, что быть мертвецом ему уже наскучило. Тас прислушался к своим ощущениям и выяснил, что лежит на чем-то жестком, холодном и в высшей степени неудобном.
— Должно быть, мое тело покоится на мраморной погребальной плите, как тело Хумы, — вслух подумай кендер, пытаясь вернуть ослабевшее воодушевление и энтузиазм первых минут. — Или на постаменте героев в часовне, как был похоронен Стурм.