Битва

Тяжелые мысли омрачали прелестное личико Анны Краусс: она представляла себе солдат, запертых в горящей ферме, лежащих на земле с распоротыми животами. У нее в ушах до сих пор стоял грохот орудий и ровный гул пожаров, страшные крики раненых и умирающих. С поля боя никаких известий не поступало, и венцы черпали информацию исключительно из слухов. Со всей уверенностью можно было сказать только одно: вот уже целый день, как люди на равнине безжалостно истребляют друг друга. Взгляд Анны утонул в розовом свете заходящего солнца, сверкавшего бликами в окнах домов. Она рассеянно развязала ремешки сандалий в римском стиле и забилась в угол дивана, где застыла молчаливой статуэткой, обхватив колени руками. На лоб ей упала прядка волос, но Анна даже не шелохнулась. Анри сидел подле нее на обитой тканью скамеечке и тихим голосом что-то говорил, пытаясь успокоить не только девушку, но и самого себя. И если даже она не улавливала смысла французских слов, их спокойный тон подбадривал ее, хотя и не слишком, поскольку в голосе Анри недоставало оттенка подлинной искренности, которую нельзя подделать. Он проглотил мерзкие снадобья доктора Карино, и лихорадка на время отступила, что дало Анри возможность изучать Анну, закутавшуюся в шаль, и ткать длинные фразы, пропитанные притворной убежденностью. Но вот Анна закрыла глаза, и Анри замолчал. Он вдруг подумал, что жительницам Вены свойственна необыкновенная верность: возлюбленного нет рядом, и они замыкаются в себе. В Анне не было ничего итальянского за исключением хорошенького личика; ее поведение и манеры отличались естественностью, в них не было даже намека на кокетство — только сдержанная восторженность, смягченная нежностью. Анри хотел было записать свои наблюдения, но на что это будет похоже, если Анна проснется?

Она спала беспокойным, тревожным сном, ее губы шевелились и шептали что-то неразборчивое. Чтобы отвести смертельную угрозу, нависшую над Лежоном, Анри чуть слышно повторял: «С Луи-Франсуа ничего не случится, я вам обещаю...» В комнату впорхнули младшие сестренки Анны — худенькие, шумные девочки; Анри обернулся и жестом показал, что Анна спит: «Quiet, please!» Девочки приблизились с преувеличенной осторожностью, словно продолжали свою игру. От старшей сестры они отличались более светлыми волосами, остренькими мордашками и скромными платьицами. Стараясь не шуметь, Анри поднялся, чтобы вывести их из комнаты, однако девочки заговорили с ним, перемежая слова мимикой и непонятными жестами. Время от времени они переглядывались и прыскали со смеху, потом взялись за полы его сюртука и потянули за собой. Анри не оставалось ничего другого, как подчиниться.

Дети вели его по лестнице на антресоли, при этом старались идти тихо, как кошки, чтоб ненароком не скрипнула под ногами деревянная ступенька. Анри послушно шел с ними. Что они хотели ему показать? Одна из девочек осторожно открыла дверь, и они очутились в крохотной клетушке под крышей, где в беспорядке был свален всякий хлам. Сестры устремились к какому-то ящику и, отталкивая друг друга, приникли глазом к довольно широкой щели между двумя досками, потом одна из них обернулась и взмахом руки пригласила Анри присоединиться к ним. Заинтригованный, тот заглянул через щель в соседнюю комнатку. И увидел там господина Стапса. Молодой человек стоял на коленях перед позолоченной статуэткой, а в руке сжимал мясницкий нож, обращенный острием вниз. Одетый в рубашку из грубого полотна, немец с закрытыми глазами бормотал себе под нос какое-то подобие молитвы и напоминал оруженосца накануне посвящения в рыцари.

Анри показалось, что он бредит. «Несомненно, этот тип ненормальный, — думал он, — я уверен, что он сумасшедший, только вот в чем заключается его безумие? За кого этот бедняга себя принимает? Что представляет собой статуэтка? И зачем этот нож? Какие мысли возникают в его горячечном мозгу? Какие чары он хочет обрушить на нас? Опасен ли он? Мы все опасны, а император в первую очередь. Мы все безумцы, в том числе и я. Но я схожу с ума по Анне, она же без ума от Луи-Франсуа, а тот одержим, как солдат...»

В это время в силу сложившихся обстоятельств полковник Лежон сражался бок о бок с маршалом Массеной. Вернувшись в Асперн, чтобы передать ему приказ держаться до наступления темноты и сообщить о планах императора бросить против батарей эрцгерцога всю кавалерию, полковник уже не смог покинуть окруженную деревню. Под контролем вольтижеров остались только кладбище и церковь. Через многочисленные бреши в руинах австрийцы ворвались в деревню и основательно закрепились на отвоеванных позициях. Массена приказал собрать все, что могло пойти на изготовление баррикад: палисады, повозки, мебель, оставшиеся без пороха и потому бесполезные пушки. Чтобы перекрыть подходы к паперти, солдаты укладывали в штабеля трупы товарищей. Боеприпасы закончились, и вольтижеры оборонялись всем, что попадало под руку — бронзовыми крестами, палками, ножами. Паради достал свою пращу, а Ронделе орудовал краденым вертелом, как рапирой.