Битлз: секретные материалы

— Вот приказ ректора о практике. Читайте. Завтра его узнает весь институт.

— Ни фига себе! — сказал Костров, который жадно, почти мгновенно, прочитал приказ: «Костров С.А. — Англия. Торгпредство СССР, город Лондон. Май — сентябрь 1967 года».

— Ну вот, а ты вешаться хотел, — сказал Емельянов.

— Завидую! — развел руками Фонарчук. — С «Битлз» встретишься, глядишь, и споете вместе под гитарку.

Москва. Начало февраля 1967 года

Кабинет министра иностранных дел СССР. В кабинете двое: министр и 54-летний ректор Института международных отношений, доктор наук, профессор, посол СССР в двух латиноамериканских странах, член Коллегии МИД СССР, беседуют за столом для совещаний, пьют чай с лимоном и хрустящим печеньем «Юбилейное». Рядом небольшая карта Ближнего Востока. Предложение министра несколько удивило ректора: в сентябре отправиться послом Советского Союза в Хошемитское Королевство Иордания. Вуз передать преемнику, а все остальное за ним, включая членство в коллегии МИД СССР. Регион сложный, события грядут непредсказуемые. У Иордании позиции незыблемые, страна королевской демократии как никогда стабильна. Многое в ближневосточной политике идет через Амман. Король Хусейн — признанный лидер Ближнего Востока. В ЦК кандидатура будущего посла одобрена.

— Да и у меня, — добавил министр, — лучшего кандидата на примете нет. Хотя есть одно «но».

— Какое? — встрепенулся ректор.

— Любовница, — сказал как-то строго министр.

— Чья?! — удивленно спросил ректор.

— Ваша. У меня любовницы нет. Ее в институте называют «мадам Помпадур», фаворитка ректора. Так есть или нет?

— Есть, — подавленно сказал ректор. — Но никакая она не фаворитка.

— И это известно, — серьезно сказал министр. — Сказать кто или сами назовете?

Ректор явно не ожидал всех этих вопросов и разоблачений и как-то подавленно произнес:

— Кузнецова Ольга Васильевна, замсекретаря комитета комсомола, студентка МЭО.

— Дочка Кузнецова Василия Васильевича. Хороший человек, — сказал министр. — В Англии достойно работает. А вы с дочерью такое учинили.

Ректор облизнул пересохшие губы.

— Да толком-то ничего и не было.

— Ну не было и не было, — как-то без желания сказал министр. — Но больше быть не должно. Мальчик-то у нее есть? Ну, сокурсник или кто-то еще?

— Нет, — обреченно выдохнул ректор. — Хотя одному, Сереже Кострову, она симпатизирует.

— Сыну Александра Васильевича?

— Да, кажется, — сказал ректор. — Он еще в этом ансамбле институтском играет.

— «Виражи», — подсказал министр.

— И это знаете? — упавшим голосом спросил ректор.

— И это. Да тут целая подсказка про ваши грехи… — И достал из лежащей рядом папки две странички машинописного текста. — Потворствуешь, говорят, тлетворному влиянию Запада.

— Я-то тут при чем? — опомнился ректор. — Ими горком комсомола занимается, конкурс в марте будут проводить.

— Ну, горком комсомола так горком комсомола, то партийные дела.

— А что там еще про меня написано? — спросил ректор.

— Да ничего хорошего, — ответил министр. — Читать все равно не дам, а то наложите на себя руки. Запомните только одно: любовницы нет и никогда не было. Есть такая Кузнецова. Ну, замуж она собралась, мальчик у нее. Ладно, я к этому больше не хочу возвращаться. Поговорим о ближневосточных делах.

* * *

Вечером ректор в подавленном состоянии приехал к Ольге. Странно, но после разговора все вздохнули с облегчением. Ольгу всегда тяготила связь с женатым мужчиной. Свое она уже все получила, в партию вступила, в аспирантуре останется, на практику за рубеж съездит и будет открыто встречаться с Костровым — хорош мальчик в постели. Да и у нее теперь будет нормальная студенческая жизнь.

Через день, взяв бутылку французского коньяка и копию приказа о зарубежной практике, она отправилась к Кострову. Через полтора часа она вместе с Костровым, Фонарчуком и Емельяновым входила в ресторан гостиницы «Центральная». Внутрь их не пустила надпись «Мест нет». Достучались до швейцара, передали записку руководителю оркестра Игорю Кранову. Тот появился очень быстро. Он ждал Фонарчука и Емельянова. Появление же Кострова с девушкой было неожиданным. Но Кострову он был рад. Чем черт ни шутит, кто-то из этих ребят, может, и поможет ему? Потом, Костров записывал ему последние западные пластинки и хиты. Правда, слушать было некогда и лень, но вот его ударник Леня Вайнштейн слушал все, ходил в бит-клуб, хотя лет ему было уже 38. Худой, стройный, лучшего ударника у Кранова не было. Из его «лабухов» он один знал о переменах в поп-музыке. Девушка была симпатичной, грудь не меньше 5-го номера. Молодец Костров. Всю компанию он разместил недалеко от сцены. Зал действительно был полон. Какое-то предприятие праздновало какую-то годовщину. В кабинете — банкет-зале солидные люди отмечали 60-летие своего начальника. Яблоку негде упасть. Стол им накрыли быстро. У Кранова в ресторане был непререкаемый авторитет — как-никак руководитель оркестра.