– И что вам мешает нас познакомить? – спросил Джон.
– Он умер, – грустно сказала Наталья. – Совсем недавно, полгода назад. И я до сих пор не могу научиться говорить о Володе в прошедшем времени.
– В этом, слава богу, мы с ним не похожи, – цинично заметил Джон.
– Сплюньте через левое плечо.
– Что? – не понял Джон.
Тут их разговор прервал человек, который незаметно подошел к компании и значительно посмотрел на Наталью. Она с видимым сожалением стала прощаться. Вынула из сумочки косметичку. Блеснули лезвия маникюрных ножниц. Ринго поспешно сделал шаг назад и спрятался за Джорджа. Но в отличие от британского посольства в США тут ему никто ничего отстригать не собирался. Из косметички Наталья извлекла тонкую визит-ницу и раздала несколько карточек.
– Ребята! Девчонки! – говорила она при этом. – Вы уж простите, что я так, по-простому, я ведь из деревенских. Когда будете в России, приезжайте к нам на дачу. Витя только на работе такой, знаете, какую он наливку рябиновую делает?! У нас там речка Нехлюдка, после бани нырять можно прямо в прорубь. Я сама помидоры выращиваю, садовника не брали, поварих всех и горничных размалеванных уволила, сама шти варю…
Она поочередно обняла Джона, Пола, Джорджа и Ринго и по русскому обычаю троекратно их облобызала. Все растрогались, а Барбара и вовсе прослезилась.
Незаметный человек повлек «битлов» и их менеджера на лестничную площадку.
– А наши подруги? – воскликнул Ринго.
– Подождут здесь, – бесцветным голосом отозвался незнакомец.
Они поднялись на второй этаж и вошли в большую комнату, где пахло крепким табаком, портупеей и чернилами. У закрытого бордовой бархатной портьерой окна стоял т-образный стол. Сидящий за ним пожилой мужчина с обрюзгшим желтым лицом сделал приглашающий жест, затем заговорил по-русски. Незаметный человечек принялся переводить:
– Уважаемые господа Старр, Харрисон, Леннон, Маккартни и Истман. Передайте, пожалуйста, ваши паспорта.
Все подчинились. Человек принял стопку документов и выдвинул ящик стола. Запахло оружейной смазкой. Он вынул пачку небольших отрезков бумаги, печать и штемпельную подушку. Громко хекнув в печать, он крепко вдавил ее в визы и подписал каждую старомодной чернильной авторучкой. После этого он промакнул подписи громоздким бронзовым пресс-папье с рукояткой в виде всадника с саблей и знаменем. Затем вложил визы в паспорта, положил сверху еще три и протянул провожатому. Тот передал их гостям. Истман уложил документы в бордовую папку.
– Визы вам, а также госпожам Леннон, Маккартни и Бах выданы сроком на тридцать дней, начиная с одиннадцатого декабря, то есть, значит, с завтрашнего дня. Министерство культуры СССР оплатило вам восемь авиабилетов компании «Аэрофлот», рейс двести сорок два, вылет из Лондона в восемнадцать часов тридцать минут по местному времени. На регистрацию прибыть за два часа. По прибытии доложить… То есть в смысле вопросы есть?
Джон Истман поднял руку, как отличник за школьной партой.
– Разрешите? Человек кивнул.
– А как с нашим багажом? С аппаратурой? У нас одни усилители весят полтонны плюс гитары, микрофоны…
– Значит, объясняю, – перебил человек за столом. – По всем ограни… органи… зационным вопросам обращаться не ко мне. А обращаться к вашему непосредственному гастрольному директору от советской стороны Брониславу Валерьяновичу Вепреву. Он ждет вас в коридоре. На скамеечке. Все! Аллее! – Человек хлопнул желтой ладонью по столу и встал, давая понять, что аудиенция окончена.
Истман поспешно собрал билеты, и они вышли. В коридоре на диване сидела Йоко и беседовала с «гастрольным директором» – определили про себя «битлы». Спортивного телосложения мужчина лет сорока, сдержанно улыбаясь, поднялся. Лицо у него было особенное.
Джону много раз приходилось видеть вернувшихся из Вьетнама солдат, и у них у всех без исключения были похожие черты – опущенные уголки рта, глубокие борозды, бегущие от носа вниз, преждевременные морщины. Все это он отметил и на лице их нового знакомца. Другими были только глаза.
У ветеранов был усталый взгляд стариков, которые видели в этой жизни все и многое желали бы забыть. А глаза этого человека горели ровным светом энтузиазма, ума, тяги к жизни и здорового пофигизма. В них читалось: «Да, мир не совершенен, но мне его не изменить, так что давайте, ребята, просто делать свою работу, а после нее по пятницам пить пиво с друзьями, путешествовать, ходить в сауну, знакомиться с хорошенькими женщинами, коллекционировать разную дребедень, „а смерть придет, горевать будем"». Это сразу вызвало у «битлов» симпатию, и они улыбнулись в ответ.
– Бронислав Вепрев, – представился мужчина, протягивая руку. – Можно просто Броня. А хотите, зовите Брайаном, так ведь звали вашего великого менеджера? Мы с ним практически тезки.
Это заявление вызвало новые улыбки, хотя и несколько натянутые.