«Битлз» in the USSR, или Иное небо

Она попыталась его пнуть. Собака зарычала.

– Тише, тише, Руслан, – раздался голос сзади.

Справа и слева чету Леннонов уже эскортировали крепкие молодые люди в зеленой форме.

– Мистер и миссис Леннон, вам придется пройти с нами, – заявил таможенник с погонами.

Йоко сняла очки и в бешенстве уставилась на офицера.

– Да вы знаете, кто мы такие?! – с ходу начала она кричать. – Вы знаете, кто это такой?! – Она патетически простерла обе руки к Джону. – Это сам Джон Леннон! Джон Леннон из «Битлз»!

Джон заторможенно кивнул.

– Мы в курсе, миссис Леннон, но Руслан никогда не ошибается.

Вокруг стала собираться толпа, остальные «битлы» озадаченно переглядывались.

– Давайте не будем создавать помехи другим пассажирам, пройдемте с нами. Это недалеко.

Они пошли по коридору, а когда поравнялись с мусорной урной, Йоко немного отстала, наклонилась и, поморщившись, обхватила левой рукой лодыжку. А правой попыталась незаметно затолкать что-то в круглое отверстие урны. Джон пригляделся, и ему все стало ясно.

Внутри что-то оборвалось, упало вниз и стало быстро наполнять его вены и капилляры тяжелым свинцом. Он внезапно смертельно устал и захотел присесть прямо на пол коридора. Безучастно и молча наблюдал он, как его жену крепко взяли под руку и повели. Вепрев беззвучно произнес ему в лицо какие-то слова. Он машинально кивнул и поплелся следом.

Они прощали друг другу все. Он закрывал глаза на ее интрижки, она не обращала внимания на его пьянство и попытки (отнюдь не безуспешные) затащить в постель первую попавшуюся симпатичную женщину. Они выдали друг другу бессрочную индульгенцию на взаимный эгоизм и безоговорочный приоритет собственных прихотей, включая наркотики. Однако даже у них была красная линия, за которую нельзя было заступать. Одно-единственное табу. Предательство.

Джона в его жизни предал каждый, кто только мог. Его предали отец и мать. Те самые близкие люди, которые всегда должны были быть с ним, брать на себя его горе, дуть на его разбитые коленки, обещая, что все это пустяки и до свадьбы заживет. Уткнуться в мягкое материнское плечо и блаженно замереть, ощущая себя в теплом коконе доброты и всепрощения… Узнавать про все в мире от отца, просиживая вечера на его жестких коленках… У него всего этого не было.

Эти порезы в его мальчишеской душе так и не зажили. Они изуродовали его характер, заставили нарастить алмазные латы, которыми теперь восхищался весь мир. Потом его предавали друзья, Пол…

Но вот он встретил Йоко, и она заменила ему всех, стала суррогатным андрогином, которого он любил, радовал и боялся огорчить.

Теперь все рухнуло. Он понял, что молился фальшивому божеству. Что это вообще не божество, а хитрая и подлая низкорослая азиатская тетка, которая была готова разрушить все, чем он жил, все его надежды и чаяния ради каких-то собственных выгод.

Джон ясно представил себе, что случилось бы, если бы эта косметичка оказалась в его бауле. Он стиснул зубы, догнал

Йоко, повернул ее за плечо и во второй раз в жизни залепил ей полновесную пощечину. Ее черные очки улетели в пространство.

– Ну-ка прекратите, гражданин! – Милиционер схватил его за руку.

– Что ты подсунула туда, сука?! – выдернув руку, рявкнул Джон. – Героин?! Говори!

Он осекся, увидев ее глаза. Он ожидал увидеть в них знакомые ярость, ненависть, злость. Но вместо этого он увидел в них то, что не смог бы объяснить даже самому себе. Абсолютную отстраненность. Нечеловеческое равнодушие. Так смотрят змеи и ящерицы. Взгляд самурая, готового к сэппуку. Так смотрела Йоко Леннон на мужа Джона Леннона. И он почувствовал, что ему тоже все стало по хрен.

Он безучастно глядел, как сотрудник таможни в резиновых перчатках достал из косметички девять косяков и высыпал их содержимое на весы. Безучастно подписал кучу документов. Выслушал несколько речей о том, как трагично могла бы сложиться дальнейшая судьба его супруги, окажись она в руках более жестких стражей закона, и уверения в том, что ей не придется сидеть в аэропортовской каталажке, учитывая заслуги ее мужа.

Его ознакомили с гигантской суммой штрафа, который он будет обязан заплатить в определенный законодательством срок. Наконец все вышли из комнаты, дав Джону и Йоко возможность пять минут побыть наедине. Они промолчали почти минуту.

– Поцелуй от меня Шона, – сказал Джон одеревеневшим голосом.

Йоко кивнула. Потом спросила:

– Когда ты вернешься?

Он пожал плечами:

– Не знаю. И вообще…

Йоко бросила на него взгляд и опустила голову.

– Прости, – выдавила она.

– Бог простит. Кто тебе дороже – Будда или Христос? Вот оба пусть и прощают.

Он встал, подошел к ней и машинально протянул ладонь, чтобы погладить копну ее волос. Но тут же, словно очнувшись, вздрогнул, засунул руки глубоко в карманы куртки, холодно кивнул и вышел из комнаты.

Во время полета все молчали.

«Як-42» приземлился в небольшом аэропорту Саратова. Они вышли на улицу. Вепрев пошел выяснять насчет транспорта и вскоре вернулся с мужичком в фуфайке. От того разило махоркой, прелым сеном и жженой шкурой.

– Вот, познакомьтесь, наш водитель, Никанор Михайлович Буркин.