«Битлз» in the USSR, или Иное небо

Музыканты огляделись. Действительно, пассажиры подземки производили хорошее впечатление. Одеты они, правда, были ужасно, многие выглядели устало. Но все они смотрели на «битлов» с доброжелательным интересом, большинство их явно узнали, но никто не кидался к ним с разговорами или просьбами об автографах.

Кто-то тихонько пропел:

– All you need is love!

All you need is love, love!

Love is all you need!…*

[* Все, что тебе нужно, – любовь!

Все, что тебе нужно, – любовь, любовь.

Любовь – все, что нужно тебе! (англ.)]

Остальные, переглядываясь, заулыбались еще шире и приветливее. «Битлы» расслабились и, уже не боясь безумных выходок, размотали свои шарфы. Вышли на «Киевской».

– Вот это да! – воскликнул Пол, разглядывая лепнину и мозаичные панно на стенах. – Не подземка, а просто театр какой-то.

– Немного напоминает вестибюль парижской Гранд Опера, – согласился Термен. – В декабре двадцать седьмого я выступал там с концертом в сопровождении симфонического оркестра.

– Вы пели? – уточнила Йоко.

– Что вы! – впервые смутился Термен. – Играл. Солировал на своем инструменте – терменвоксе. Гершвин, кстати, был в восторге.

Джон не выдержал:

– Вас послушать, мистер Термен, вы и с Робином Гудом богачей грабили, и с Чарли Чаплиным снимались в комедиях, а Рокфеллеру помогали сколачивать состояние…

– Насчет Робина Гуда врать не буду, знаком не был, – отозвался Термен, вставая на ступеньку эскалатора. – А вот эти два персонажа – Чаплин и Рокфеллер – да, бывали в гостях в моей нью-йоркской студии. И Сальвадор Дали, кстати, заскакивал.

Джон застонал.

– Как он хоть звучит-то, этот ваш терменвокс? За инженера ответил Джордж:

– Да точно так же как «Муг». Только размером раз в двадцать меньше.

– Еще услышите, – заверил Лев Сергеевич. – Я его у вас в номере оставил. Помните чемоданчик, с которым я к вам пришел?

– Синтезатор в чемоданчике? – не поверил своим ушам Джон, вспомнив многоярусный агрегат с тысячей ручек и рычажков, стоявший в студии «Эппл». Правда, инструменты, которыми пользовались клавишники на записи «Двойной фантазии», были уже не такими громоздкими, но чтобы в чемоданчике…

Они вышли на проспект.

– Вот что, молодые люди, – предложил Термен. – Давайте-ка зайдем в пельменную, отдохнем, погреемся, перекусим. Или, может, в кафе-кондитерскую?

Выбрали второе. Присели за мраморный столик. Лев, Йоко и Линда сходили на «раздачу» и принесли на подносах кофе, точнее, «напиток желудево-цикориевый» в граненых стаканах и набор пирожных: «картошку», эклер, две «корзиночки», три слоеные трубочки с кремом и «ромовую бабу».

– Вот что я вам скажу, – начал Термен, кладя в свой стакан, к удивлению и ужасу всей компании, восемь ложек сахара. – Это для мозга, – пояснил он. – Так вот. Почти вся моя биография засекречена, и это – моя главная беда. Вы спрашиваете, что я изобрел. Ну, например – «дальновидение». Еще в двадцать шестом году я передавал изображение на расстоянии, причем на большой экран, но эту мою разработку тогда засекретили напрочь, и только через много лет в мире появилось телевидение. Но уже не моей системы и значительно менее совершенное. Я от смеха давился, глядя на экранчики этих первых телевизоров размером со спичечный коробок.

Термен рассеянно отпил из стакана. Ринго последовал его примеру, скривился и отставил напиток в сторону.

– Вся Красная площадь, все правительственные и партийные учреждения Москвы оснащены моими системами сигнализации, – продолжал инженер. – И все подслушивающие устройства КГБ, тогда – НКВД, тоже были мои. И в России, и за рубежом. Потому ко мне и благоволили власти, позволяли кататься с мировыми гастролями, разрешили осесть в Америке… А потом я был осужден. На восемь лет. Мне Бронислав Валерьянович сказал, что вас в Томск позвали, так вы, ребята, скатайтесь, не пожалеете. Сибирская глубинка – удивительный край, это я на своей шкуре прочувствовал.

– «Был осужден» – это значит, в тюрьме сидели? – уточнил Ринго.

– Не совсем в тюрьме. На всех тюрем не хватит. У нас это называется «лагерь». Но суть та же.

– А за что?

– За попытку покушения на товарища Кирова. Ну, на одного нашего партийного начальника тех лет. По материалам следствия я заложил бомбу в маятник Фуко. – Лев коротко посмеялся и аккуратно расправился с «картошкой».

– А на самом деле?

– Ну… Я ведь несколько лет был американским миллионером, и когда меня отозвали назад в Россию, советскому правительству было просто непонятно, что со мной делать. Вот и отправили подальше – с глаз долой.

Джон с пониманием покачал головой:

– Американское правительство часто поступает также.

– Естественно, – согласился Термен. – Ну, я не жалею, это была хорошая школа жизни. Обиднее, что из Штатов я вывез целый паром своих новых изобретений, думая помочь этим советской Родине… Но их так и не растаможили. Говорят, мои уникальные электроприборы очень долго гнили в порту под брезентом, а потом всё было растащено на «цветмет». Ну, на переплавку металла.

– Ужасно, – высказалась Йоко. – Ваша жизнь просто ужасна.