Битая карта (сборник)

— Уже лет десять. Сперва мне было предложено вакантное место в генеральном консульстве, у господина Люме, а потом, когда приехал в Гельсингфорс капитан Бойс, решено было отправить меня в Петроград. Между прочим, я долго колебался, но капитан Бойс ловко соблазнил меня высокими гонорарами…

— Сколько же вам платили?

— Всего двадцать фунтов в месяц, — вздохнул Юнга. — В три раза меньше обещанного. И ждать оставалось порядочно…

Была у этого бродяги голубая мечта — хотел он сделаться владельцем парохода. Своего собственного, новейшей конструкции. На ней-то, на этой мечте, и сыграл Бойс, заслав его в Россию под видом блудного сына, вернувшегося на родину. Кораблевождение Юнга знал прилично, капитанов у Совторгфлота не хватало, так что устроиться на работу оказалось делом нехитрым. Сложнее было с заданиями Бойса. Совторгфлот его не интересовал, англичане требовали сведений о военном судостроении, а добывать их было нелегко. И уж совсем осложнилось все, когда Юнгу перевели вдруг в Одессу, решив повысить в должности. Этим, собственно, и объяснялась поездка Хлопуши к Черному морю и неудавшееся свидание у памятника маркизу Ришелье.

Шли годы.

Советский народ превращал свою страну в могучую индустриально-колхозную державу, перевыполнялись смелые планы пятилеток, удивляли мир невиданными рекордами ударники социалистического труда.

И не стихала ни на один час ожесточенная тайная война империалистических разведок против первого в мире государства рабочих и крестьян. Менялись ее формы, изощреннее становились ее методы, но война эта бушевала непрерывно, требуя от чекистов неусыпной бдительности.

Сэра Поля Дюкса, как испытанного антисоветчика, потянуло, естественно, к Берлину, к родственным душам немецких фашистов. Был он президентом «Бритиш Континент-Пресс», занимался газетным бизнесом и не вытерпел — поехал налаживать личные контакты с гестапо. Приняли его в Берлине, как и следовало ожидать, с распростертыми объятиями. Еще бы! Свой человек, яростный ненавистник всего советского.

После нападения фашистов на Советский Союз сэр Поль Дюкс, понятно, возликовал. Немедленно отправился в турне по Англии, читал соотечественникам лекции, предвещая неминуемый крах большевиков.

Окончилось это конфузом. На чрезмерно усердного «лектора» резко прикрикнули, запретив ему впредь публичные выступления. Неловко как-то получалось: СССР — союзник Великобритании, народные симпатии целиком на стороне героической Красной Армии, а тут объявился новоявленный предсказатель…

Говорят, что боги наказывают, отнимая разум. Возможно, и на сэра Поля Дюкса нашло помутнение, заставившее его столь жестоко просчитаться. Всю жизнь прожил человек, мечтая о близком конце Советской власти, а тут вдруг триумфальные успехи немецкой армии… Вот и поспешил со своими лекциями.

Между прочим, не один Поль Дюкс оскандалился в ту пору. Еще более сокрушительное фиаско потерпел другой, менее приметный персонаж нашего рассказа.

Речь пойдет о бывшем «министре» марионеточного Северо-Западного правительства, о том самом жуликоватом петроградском адвокате Николае Никитиче Иванове, который бесчинствовал вместе с батькой Булак-Балаховичем в Пскове и которого даже Кирпич велел в свое время прогнать из «правительства».

Минуло с тех дней без малого четверть века, помер в безвестности Юденич, пристрелили пьяные собутыльники разбойного батьку, а юркий этот адвокатишка все сидел в эмигрантском логове, все копил лютую злобу.

И, подобно сэру Полю Дюксу, надеялся только на гитлеровцев. Кто же другой мог опрокинуть ненавистную ему Советскую власть? Только они, голубчики, только их непревзойденная военная мощь. В открытую сотрудничал с немецким посольством в Париже, строчил доносы на антифашистов, на свою же белоэмигрантскую братию. Словом, не стесняясь записался в наемные немецкие агенты, а когда началась война, угодил за это в концлагерь Вернет. Падение Парижа вызволило его из концлагеря. Приехал за ним представитель гестапо, увез на легковой машине. Но оставаться во Франции все же было рискованно. Запросто могли ухлопать, как прислужника оккупантов, и он счел благоразумным поселиться в оккупированном немцами Брюсселе.

Двадцать второе июня 1941 года стало для Николая Никитича вроде светлого христова воскресения. Прослушав торжествующие вопли берлинского радио, господин Иванов с утра засел за работу. Где-то лилась кровь его бывших соотечественников, танковые немецкие дивизии, скрежеща гусеницами, двигались по земле его бывшей родины, пикирующие бомбардировщики сыпали смертоносный груз на города, которые он знал с детства, в которых жил, учился, ел и пил. Впрочем, все это нисколько не интересовало господина Иванова. Он работал не разгибая спины. Он с лихорадочной поспешностью сочинял свою программу. На труд сей понадобилась целая неделя. Лишь 30 июня 1941 года удалось отправить письмо в ставку Адольфа Гитлера.

Сухая канцелярская справочка, подготовленная корпусом адъютантов при фюрере, следующим образом характеризует личность автора этого послания: