Битая карта

Недели через две товарищ Семен был уже в Гуляй-Поле, в пьяном и крикливом логове самого Нестора Махно, вдохновенно сыграв роль вожака петроградских анархистов. Работал находчиво и умело, счастливо избежал многих смертельных опасностей и сумел подготовить блистательную операцию по ликвидации махновщины. Живьем удалось взять несколько видных бандитов из окружения кровавого батьки, в том числе и жестокого убийцу Фисая Каретника, исполнявшего обязанности палача, а Нестору Махно лишь случай помог бежать за границу.

Так сложилась поездка товарища Семена на лечение. Вернувшись в Петроград, он продолжал работу в Чека, все порывался «малость подучиться», поскольку четырех классов церковноприходской школы явно недоставало, и начал свое учение с рабфака, как многие тогда начинали.

Василий Криночкин, самый молодой по стажу сотрудник особого отдела, недолго прослужил в Ораниенбауме. Вскоре выдвинули его на серьезную самостоятельную работу, отправив в Сибирь, затем перебросили в Фергану, и многократно еще попадал он в крутые передряги, занимаясь ликвидацией басмаческих банд.

Не миновали должностные перемещения и Профессора. Ровно через год после описанных событий отсекра коллектива коммунистов Петроградской чека отозвали в Москву, в аппарат Всероссийской чрезвычайной комиссии, что было, разумеется, признанием его выдающихся заслуг. Но в Москве Эдуард Морицевич задержался недолго, вернувшись опять в Петроград, чтобы продолжать работу над своей «Английской папкой». С операцией «Белый меч» было покончено, но это совсем не означало, что не последует ее неизбежного продолжения, что не будут делаться попытки взять реванш за битую карту. И жизнь подтвердила это самым убедительным образом, и еще долгие годы пришлось заниматься всем тем, что было как бы продолжением «Английской папки».

Однажды, случилось это в нэповские годы, товарищи изрядно разыграли Профессора, обвинив его ни больше ни меньше, как в попустительстве приближенным дома Романовых. Розыгрыш был добродушный, но изрядно затянулся, и тогда, потеряв терпение, Профессор потребовал объяснений. Вместо ответа ему дали почитать вышедший за границей «Дневник Анны Вырубовой», бывшей фрейлины и приятельницы императрицы.

В отличие от литератора Амфитеатрова, ослепленного злобой и ни с того ни с сего оболгавшего следователя Каруся, Анна Вырубова отдавала должное допрашивавшим ее чекистам, и в особенности следователю Отто. «Видя слезы на моих глазах, — писала она в своем дневнике, — Отто сказал, что, наверно, все это недоразумение, и еще больше меня удивил, когда протянул мне кусочек хлеба, заметив, что я голодна».

К концу двадцатых годов железное здоровье Профессора пошатнулось, и он, умевший трудиться по двадцать четыре часа в сутки, поневоле стал постоянным пациентом медицинских клиник. Диагнозы врачей были устрашающе грозными: туберкулез легких, нервное истощение, сердечная недостаточность. И все же Эдуард Морицевич не сдавался, упорно сопротивляясь наступлению многочисленных болезней. Работал из последних сил, брал на себя все новые и новые нагрузки, пока не свалился окончательно.

Жизнь между тем продолжалась.

Самовольный побег СТ-25 из Петрограда, хоть и был этот агент обласкан королевскими милостями, сделавшись лондонской знаменитостью, создал для «Интеллидженс сервис» изрядные затруднения. Сколько ни изображай героем провалившегося шпиона, а операция-то была сорвана, и все надо было начинать заново.

Не случайно поэтому в Гельсингфорсе появился вскоре некий капитан Эрнест Бойс, мужчина властный, весьма самонадеянный и наделенный к тому же чрезвычайными полномочиями своих хозяев. Тот самый Бойс, ближайший сотрудник покойного Кроми, на которого разобиделся в свое время английский шпион Князь Шаховской и который счел за благо исчезнуть из Петрограда, оставив своего агента в беде.

Приехал Эрнест Бойс с решительными намерениями. И тотчас началась перетасовка козырей, имевшая целью всерьез укрепить разведывательную службу англичан в Прибалтике.

Не удержался на насиженном местечке господин Люме, генеральный консул в Гельсингфорсе. Как несоответствующего новым условиям, старика сместили с должности, запихав в Мемель, в глухую провинциальную дыру. В Гельсингфорсе нужны были люди другого толка. Более оборотистые и ловкие, умеющие лучше использовать все преимущества, которые сулила заманчивая близость советской границы.

Вот тут-то и взошла шпионская звезда Петра Петровича Фальконена-Соколова, одного из непойманных курьеров Поля Дюкса.

До 1939 года, до суровой военной зимы, когда наши войска взламывали «линию Маннергейма», просидит он в Териоках, в пятидесяти километрах от Ленинграда. И не одному Профессору — многим чекистам придется заниматься распутыванием лисьих его ходов.