Битая карта

— Нет, не ездил, — подумав, сказал Александр Кузьмич. — Некогда было ему раскатывать, дивизион на нем висел… У нас все время околачивался, сучий сын, в Ораниенбауме…

Это заставляло насторожиться. Еще больше увеличились сомнения Профессора, когда он сам увидел Берга. Допрос вел Егоров, с обычной своей дотошностью старался выяснить все подробности шпионской расстановки сил, а он устроился в сторонке, наблюдал молча.

Перед Егоровым, что-то уж слишком нервничая, ерзал на стуле плотный широкоплечий здоровяк. Черноволосый, с профессорскими залысинами на крутом лбу, лицо скуластое, чуть-чуть монгольского типа. В общем, на СТ-25 нисколько не похожий. То вздрагивал, нервно потирая руки, то начинал пыжиться: он, дескать, был главной персоной, ему и нести за все полную ответственность.

— При каких обстоятельствах и где именно познакомились вы с капитаном Кроми? — быстро спросил Профессор по-английски.

Вопроса Берг не понял. Видно было, что лишь фамилия Кроми дошла до его сознания.

— Простите… В Морском корпусе мы скверно занимались языками, и я не совсем улавливаю…

— Иначе говоря, — перешел Профессор на русский, — я хотел бы знать, кто именно и когда велел вам в случае провала принимать все на себя?

— Никто мне не велел…

— Зачем же вы лжете, Берг? Лжете бессмысленно, без всякой надежды на успех. Мы знаем, что завербовал вас капитан Кроми, знаем и то, что чужую роль вы играете отнюдь не по доброй воле. Непонятно только — какой смысл брать на свою голову лишнее? Это что — самопожертвование? Но во имя чего?

— Я говорю правду.

— Подумайте хорошенько, Борис Павлинович. И советую не больно-то рассчитывать на помощь вашего настоящего шефа…

Думал Берг четыре дня, изводя Егорова явной нелепостью наивных своих утверждений.

На пятый день решил говорить правду. Признался, что работать на английскую разведку начал еще с Кроми, что знакомство у них завязалось в военные годы, в ресторане «Донон», а после разгрома английской шпионской сети некоторое время бездействовал, пока не явился к нему новый резидент.

Фамилии, к сожалению, не знает. Это мужчина лет тридцати, высокого роста, худощавый, спортивного вида, до чрезвычайности осторожный и никому обычно не доверяющий. Зовут его по-разному. Иногда Павлом Павловичем, иногда Пантюшкой.

Последняя встреча состоялась в августе, числа двадцатого, вскоре после налета катеров на Кронштадт. Встреча была заранее условленной. В садике у Зимнего дворца.

Пантюшка взял у него флотскую информацию и сказал, что уезжает ненадолго в Гельсингфорс, а возможно, и в Стокгольм. Новой встречи не назначил, заметив, что сам найдет Берга, если потребуется. Прощаясь, попросил в случае каких-либо непредвиденных осложнений взять на себя роль главной персоны. Сказал, что в провал не верит, но, в случае осложнений, Берга немедленно выручат. Гарантировал это честным словом джентльмена, похваставшись, что в Чека у него имеются верные люди, выполняющие любую его просьбу.

Держался, как всегда, самоуверенно, но чувствовалось, что сильно чем-то обеспокоен. Несколько раз повторил, что глупейшая история получилась в Кронштадте и что нужно срочно выяснить, где содержатся пленные с английских торпедных катеров.

— А ведь ты будто в воду глядел! — прибежал к Профессору запыхавшийся Егоров. — Набрехал, сукин сын, никакой он не резидент! Приказано было брать все на себя…

К немалому удивлению Александра Кузьмича, новость эта не вызвала у Профессора особых эмоций. Спокойно он записал несколько фактов к себе в книжицу, затем расспросил насчет информации, переданной англичанину Бергом.

— Продолжайте с ним работать, Александр Кузьмич, — посоветовал Профессор. — Не будем этого мерзавца раздувать, но не будем и преуменьшать его значение. Берг, я убежден, еще кое-что должен открыть. Расспроси его о связях с меньшевистским подпольем… В общем, действуй, желаю тебе удачи! А теперь — извини меня, здорово я занят…

— Ладно, ладно, мешать не буду, — чуточку обиделся Егоров. — Но ты учти, дорогой товарищ, насчет «своих людишек в Чека»… Это тебе не шуточное показание…

— Учтем, товарищ Егоров, — пообещал Профессор, нетерпеливо глянув на часы. — Все будет в порядке, только нервничать не нужно…

Облава на Мальцевском рынке

Победа на фронте и победа в тайной войне. — Два объяснения Жоржетты. — Никифор Петрович спешит помочь следствию. — Счастливая догадка Семена Иванова

Александр Кузьмич не был осведомлен о важных изменениях в обстановке. За пять дней, ушедших у него на возню с бывшим командиром воздушного дивизиона, бурным потоком нахлынули новые события.

Егоров, как и другие, знал, разумеется, что на фронте под Петроградом достигнут важный перелом. Ценой героических усилий Седьмой армии удалось изгнать белогвардейцев из Детского Села и Павловска.

Теперь этот перелом надо было закрепить. Воодушевленные первыми успехами, наши части продолжали победное контрнаступление.