– В клинику, конечно! – удивился Багдасаров подобному вопросу. – Кажется, ты жаждала навестить старого друга? Уверен: Гектор обрадуется!
– А я-то как рада… – проронила Влада и шумно вздохнула. Дурацкий разговор не давал ни единой подсказки. – Слушай, а ты не боишься?
Юра вытаращил глаза и подавился собственным самомнением.
– Тебя, что ли? – на всякий случай уточнил он, но тут же неодобрительно поцокал языком. – Перестань! – отмахнулся. – Ты кое-что упустила. Кое-что очень важное.
– Правда? – Влада задорно хмыкнула. – Ну, ты хоть намекни. А то догадок в моих карманах ровным счётом ни одной!
– Вчера ты удивилась, что у меня седые виски… – будто припоминая что-то далёкое, нахмурился Багдасаров. Влада бодро включилась.
– Точно! Подозреваю, это был страшный удар по твоему образу коварного соблазнителя. Не все подружки разбежались?
– Ты совершенно не разбираешься в мужской красоте, – поморщился бывший, но едва ли оскорбился такой подачей. – Только я не о том.
– Вот как? Не тяни, я достаточно прониклась интригой, – решительно кивнула Влада, не особо стараясь скрыть рычащие нотки в голосе.
– Просто этот разговор у нас уже был. Мы так же валялись в постели. Правда, одежды на телах не было, а страсть искрила так, что пробивала прямо в сердце.
Влада возмущённо фыркнула:
– Да брось, в какое сердце! Если только в пах. Твой рабочий орган, качающий кровь, находится именно там!
Багдасаров не стал спорить, только ностальгически улыбнулся.
– Как бы там ни было, но мы были счастливы. По крайней мере, мне так казалось. Тогда ты тоже очень удивилась седине. Ты вообще очень часто ей удивлялась.
Влада нахмурилась и подобралась. Разговор явно зашёл не туда.
– Что за бред?
Она посмотрела на бывшего с недоверием и зло скрипнула зубами: не было ни единого шанса уличить его во лжи.
– В последние полгода наша совместная жизнь в принципе не отличалась разнообразием, но порой ты всё же поддавала огня. Утомлённые бурным сексом, мы лежали очень близко друг к другу. И вдруг ты прижалась ко мне всем телом и принялась торопливо шептать. Требовала держать тебя крепче и никогда не отпускать. Клялась в любви и целовала мои руки. Я не отставал, правда, руками не ограничивался. Это была очень занимательная игра. Ну и в любви признавался, конечно… – на этом бывший напряжённо сглотнул и, что-то прикидывая в уме, прищурился на один глаз. – В конце концов, это было правдой! – весело объявил он.
Багдасаров криво ухмыльнулся своим мыслям и озадаченно пожал плечами.
– Всё переменилось в один момент. От нежности не осталось и следа. А вот мои признания не успели остыть. И тогда ты усмехнулась. Порочно. В восемнадцать так не усмехаются! Но ты ведь эксклюзивная девочка, – прищёлкнул он языком. – Ты протянула руку, чтобы в очередной раз удивиться серебру в волосах. «Надо же, а у тебя виски совсем седые» – сказала вполне себе ласково и тут же показала зубки. «А всё ещё веришь в любовь!» – швырнула мне в лицо фразу, а следом за ней свой клинок. Признаюсь, к подобному я был не готов. А ты смотрела на происходящее будто со стороны и вдруг спросила: «Ты, действительно, считаешь, что могу причинить тебе боль?» Клянусь, милая, это было лучшее, что я слышал от тебя!
– Этого не было, – будучи не особо уверенной в собственном утверждении, проронила Влада.
– Я всё это к чему, родная… – зло рассмеялся Багдасаров. – Ты ни хрена не помнишь, но это не страшно, однажды мы всё повторим на бис. Только одно я знаю точно: даже с протёкшей крышей и мозгами набекрень ты осознавала, что я не проходной человек в твоей жизни. Что уж говорить про тебя сегодняшнюю? Ты ничего мне не сделаешь, красавица, а я устал играть в благородство, чтобы этим не воспользоваться! – уверенно выдал он и, впившись пальцами в острый подбородок, пообещал: – Всё у нас ещё будет!
Глава 27
Кто бы мог подумать, как сложно бывает молчать. Но говорить вдруг показалось ещё сложнее. Багдасаров уже давно не удерживал её лицо, но Влада всё равно, будто наяву, ощущала твёрдое, настойчивое касание. На душе разливалась тяжесть, по языку горечь, а сердце, так и вовсе разрывалось на части.
Машина как раз въехала в черту города, когда Влада расклеилась окончательно. Она сколько угодно могла бравировать и изображать непробиваемую скалу, но в одном Багдасаров был прав: раскисла. Размякла, потеряла стержень! Она просто разучилась твёрдо стоять на ногах, да и успела забыть, что такое настоящие проблемы.
Последние десять лет жизни больше напоминали возню в детской песочнице. Влада могла сколько угодно доказывать себе и окружающим, чего она стоит, создавать уютный микроклимат и пестрить идеями, но всё равно оставалась в плотном коконе из чужой заботы и пристального внимания. «Папочка-Балашов» с умилительной улыбкой подтягивал её штанишки при любом незапланированном сквозняке. Присматривал, как оказалось, и сам Багдасаров. И уж этот наверняка крепко держал руку на пульсе, умело направлял, а при помощи Берты без сожалений отсекал всё лишнее.