Бить или не бить?

«Так как мадемуазель Ламберсье любила нас, как мать, она пользовалась и материнской властью, простирая ее до того, что подвергала нас порой, когда мы этого заслуживали, наказанию, обычному для детей. Довольно долго она ограничивалась лишь угрозой, и эта угроза наказанием, для меня совершенно новым, казалась мне очень страшной, но после того, как она была приведена в исполнение, я нашел, что само наказание не так ужасно, как ожидание его. И вот что самое странное: это наказание заставило меня еще больше полюбить ту, которая подвергла меня ему. Понадобилась вся моя искренняя привязанность, вся моя природная мягкость, чтобы помешать мне искать случая снова пережить то же обращение с собой, заслужив его; потому что я обнаружил в боли и даже в самом стыде примесь чувственности, вызывавшую во мне больше желания, чем боязни снова испытать это от той же руки. <…> Повторение, которое я отдалял, боясь его, произошло без моей вины, то есть помимо моей воли, и я им воспользовался, могу сказать, с чистой совестью. Но этот второй раз был и последним, — мадемуазель Ламберсье, несомненно, заметив по какому-то признаку, что это наказание не достигает цели, объявила, что она от него отказывается, так как оно слишком утомляет ее».

Двух небольших порок оказалось достаточно, чтобы у Руссо сформировались две непреодолимые страсти, которые в дальнейшем назовут эксгибиционизмом и мазохизмом.

Мечтая получить желанные шлепки, юный Жан Жак прятался в темных аллеях, выставляя наружу голый зад, в надежде, что какая-нибудь проходящая мимо девушка его отшлепает. Увы, этого не произошло. Даже когда Руссо повторил этот опыт у колодца, в присутствии нескольких девушек, они просто над ним посмеялись.

Тем не менее его сексуальная судьба была решена.

* * *