Одновременно Бисмарк демонстрировал супруге всю свою любовь и нежность, чтобы укрепить связь между ними. «Поверь мне, я люблю тебя как частичку самого себя, без которой я не могу и не хочу жить; боюсь, что из меня не вышло бы ничего приятного Господу, если бы у меня не было тебя; ты — мой якорь на хорошем берегу, и если канат оборвется, то пусть Господь смилостивится над моей душой», — писал он в начале января 1851 года[167]. «Я женился на тебе, чтобы любить тебя перед Господом и по велению моего сердца, и чтобы иметь в этом чуждом мире пристанище для моего сердца, где его не заморозят холодные ветра и в котором я найду тепло родного камина, к которому я приникаю, когда снаружи штормит. […] Нет ничего, за исключением милости Господа, что было бы мне дороже, роднее и нужнее, чем твоя любовь и родной очаг, который с нами даже на чужбине, если мы вместе» — эти строки написаны уже после состоявшегося назначения, в мае 1851 года[168]. Одновременно Бисмарк подчеркивал свою заботу о семье и заверял супругу, что не примет поста, который помешает ему быть вместе с ней[169].
Восьмого мая Бисмарк получил звание тайного советника. В этот же день король дал ему продолжительную аудиенцию. Фридрих Вильгельм IV отметил, что новый посланник, по всей видимости, человек весьма мужественный, поскольку согласился заняться совершенно незнакомым ему делом. В ответ Бисмарк, по его собственным утверждениям, заявил, что мужеством здесь отличается в первую очередь сам монарх, рискнувший доверить ему такой пост[170].
Сам свежеиспеченный дипломат не закрывал глаза на предстоящие сложности и не страдал излишней самоуверенностью. Не исключено, что, перекладывая ответственность на высшие силы, он стремился успокоить не только супругу, но и себя самого. Понимая все риски и трудности, Бисмарк тем не менее активно добивался своего назначения; будущий «железный канцлер» понимал, что путь наверх подразумевает готовность брать на себя непростые задачи. Более того, он собирался решать эти задачи так, как считал нужным сам.
Окончательное назначение состоялось 15 июля. «Человек, которого в нашей стране многие почитают, а некоторые ненавидят за его рыцарственную преданность и за его непримиримость к революции. Он мой друг и верный слуга и прибывает со свежим и живым воплощением основ моей политики, моего образа действий, моей воли и, добавлю, моей любви к Австрии и Вашему Величеству» — так прусский король позднее отрекомендовал Бисмарка в письме молодому австрийскому императору Францу Иосифу[171].
От нового прусского посланника ожидалось в первую очередь конструктивное сотрудничество с Австрией. Это не означало, что он должен был следовать указаниям из Вены. Ему предстояло защищать прусские интересы, однако последние должны были включать в себя поддержание монархической солидарности. По всей видимости, изначально Бисмарк не только не возражал против этого открыто, но и сам в значительной степени разделял подобные взгляды. Прибыв во Франкфурт, он еще не был настроен на жесткое противостояние с империей Габсбургов — впрочем, как и на безоговорочное сотрудничество.
Здесь самое время посмотреть, что представляли собой внешнеполитические воззрения Бисмарка на момент начала его дипломатической карьеры. В том, что такие воззрения у него имелись, причем вполне сформировавшиеся, сомневаться не приходится — он сам неоднократно высказывал их в своих речах и статьях революционной эпохи.
Сточки зрения молодого политика, государства испокон веков борются за власть и влияние на международной арене. Сохранение собственного суверенитета и обеспечение безопасности являются главным интересом любой страны, а в особенности великой державы. При проведении внешней политики государство не просто имеет право, а обязано руководствоваться в первую очередь вполне конкретными собственными интересами, а не общими принципами. Именно в этом заключалась суть пока еще неявных разногласий Бисмарка с лидерами камарильи. Прусские консерваторы были сторонниками монархической солидарности и союза «трех черных орлов» — России, Австрии и Пруссии, — направленного против революции и на сохранение существующих порядков. Для Бисмарка же основной целью было доминирование Пруссии в Германии, что требовало изменения сложившегося баланса. Государственный эгоизм являлся для него основой внешнеполитического курса, цель стояла выше ценностей и принципов и определяла средства. Впоследствии этот комплекс представлений получит название