Бируни

По прибытии в Кят Бируни сразу же вступил в переписку с Абу-л-Вафой ал-Бузджани. С первой же оказией он отправил старейшине багдадских ученых обстоятельное послание, в котором предложил идею одновременного наблюдения в Багдаде и Кяте лунного затмения 997 года. Этот замысел возник у Мухаммеда еще в Рее, когда он занимался изучением научного наследия Рази. В одном из своих трактатов Рази сообщал о предпринятой им попытке определения разности географических долгот Багдада и Рея путем одновременного наблюдения из них затмения Луны. Мысль о проверке величины, полученной Рази, показалась Мухаммеду соблазнительной, но осуществлению задуманного помешал поспешный отъезд. Теперь же, когда до затмения еще оставалось достаточно времени, можно было попытаться решить несколько иную, хотя не менее важную задачу, а именно — точно установить географическую долготу Кята, считая ее равной сумме уже известной долготы Багдада и установленной в день наблюдения разности долгот…

Вскоре после эксперимента Бируни получил письмо из Багдада, в котором ал-Бузджани сообщил ему определенное им местное время момента полуночи. Сопоставив его со своим результатом, Бируни определил, что разница в местном времени Багдада и Кята составляет примерно час и, следовательно, разность долгот равняется 15°.

Первому совместному эксперименту, к сожалению, суждено было стать и последним. В июле 998 года из Багдада пришла печальная весть о смерти ал-Бузджани.

Из-за стесненности в средствах Бируни не мог заниматься астрономическими наблюдениями систематически: без помощи казны создание стационарных инструментов, обладающих достаточно высокой точностью, было немыслимо, а самодельные диоптрийные или диоптрийно-моделирующие приспособления, как правило небольших размеров, давали значительные погрешности и по этой причине не годились для решения серьезных научных задач.

Обстоятельства, таким образом, не благоприятствовали исследовательской работе. Зато именно в Кяте, пользуясь полной свободой от служебных или придворных обязанностей, Бируни с жаром принялся за изучение античной философии, которой он увлекся еще в Рее.

«Всякий, кто делает усилия и занимается изучением философии, — писал Рази, — достоин идти по пути истины. Действительно, души людей могут быть очищены от грязи и темноты этого мира и спасены только путем изучения философии. Когда человек изучает ее и схватывает часть ее, даже самую ее малую часть, которую мы можем только мыслить, он очищает душу от грязи и темноты и обеспечивает свое спасение».

Вряд ли эта точка зрения могла вызвать какие-либо возражения у Бируни, и все же, обращаясь к трудам великих мыслителей древности, он, конечно же, руководствовался не заботами о спасении души, а стремлением познать естественные законы природы, разобраться в фундаментальных проблемах натурфилософии. К тому времени он был уже достаточно хорошо знаком с идеями Фалеса, Аристарха, Архимеда, Евклида, Птолемея и других ученых античной и эллинистической эпох, которые занимались разработкой отдельных направлений практического естествознания, не выдвигая универсальных философских систем. Теперь же на основе накопленных знаний необходимо было составить цельное представление о мире, решив для себя такие узловые проблемы натурфилософии, как непрерывное и дискретное в природе, сущность движения и способы его передачи, строение и превращение материи.

Вот почему сочинения Аристотеля «О небе» и «Физика» в период кятского отшельничества сделались настольными книгами Бируни.

* * *

Своим приобщением к философскому наследию античности мусульманская культура во многом обязана сирийцам. Путь Аристотеля «из греков в арабы» пролегал через Византию и сасанидский Иран. Там уже в первые века нашей эры существовали христианские научные центры, в которых древнегреческие трактаты переводились на сирийский язык. У великих умов античности сирийцы учились искусству точной и последовательной аргументации, столь необходимой в спорах вокруг основных догматов христианства и в полемике с языческими религиями Востока.

В ту пору сирийские несторианские академии в Эдессе и Нисибине поддерживали тесные контакты с учеными Афин, Константинополя и Александрии, где античное наследие изучалось и комментировалось с позиций неоплатонизма, который, соединив в себе многие идеи, заимствованные в учениях эпикурейцев, стоиков и некоторых других направлений, к IV веку нашей эры стал ведущей философской системой эллинистического мира.