Бирон

На мгновение мелькнул в Курляндии блестящий камер-юнкер жены Петра I Виллим Монс. Молодой красавец привлек внимание Анны настолько, что его очередная возлюбленная всерьез приревновала его к герцогине, и Монс вынужден был оправдываться. «Не изволите за противное принять, — писал он своей знакомой, — что я не буду к вам ради некоторой причины, как вы вчерась сами слезы видели; она чает, что я амур с герцогинею курляндскою имею. И ежели я к вам приду, а ко двору не пойду, то она почает, что я для герцогини туда пришел». Придворная красавица зря ревновала Монса к Анне — у него уже начался «амур» с особой куда более высокого положения — самой царицей.[43]

В 1719 году в гости к Анне приезжала сестра, мекленбургская герцогиня Екатерина — жаловалась на самодура-мужа, которого император лишил герцогства. Тем временем днна, как смогла, устроила свое счастье с помощью пожилого, но надежного Бестужева. Поначалу он ей не понравился: Бестужев доложил царю, что «их высочествам не угоден» и Анна просит прислать ее родственника Салтыкова. Однако постепенно отношения наладились. Бестужев вел утомительные для вдовы хлопоты по имениям (удивительно, что окруженная на протяжении многих лет «немцами», она так и не выучила язык и впоследствии избегала на нем объясняться), через него Петр действовал при сношениях с курляндским дворянством и иностранными представителями в герцогстве. Бестужев ведал и доходами с имений; они направлялись в Петербург и уже оттуда достаточная, по мнению царя, сумма передавалась тому же Бестужеву. Анна, в свою очередь, заботилась о семье своего управляющего, хлопотала перед императрицей Екатериной о его сыновьях и дочери, княгине Волконской. Самому Бестужеву она выпрашивала чин тайного советника. О том же ходатайствовал и он сам в письмах к всесильному в ту пору Монсу, а для Анны просил чести получить хорошую драгунскую роту в качестве гвардии. Ни того ни другого он так и не добился; но фаворит императрицы мимолетную поездку запомнил и даже заказывал себе в Курляндии башмаки.

Как и другие люди петровского двора, Анна старалась действовать через новую царицу, Екатерину, называя ее в письмах «тетушка-матушка», «свет мой», «радость моя». Ей герцогиня жаловалась на буйного дядю Василия Федоровича Салтыкова, рассказывала о нередких размолвках с матерью, царицей Прасковьей. «Истенна, матушка моя, донашу: неснозна, как нами ругаютца! — пишет она в июле 1719 года Екатерине. — Если бы я таперь была при матушки, чаю бы чуть была жива от их смутах; я думаю, и сестрица от них, чаю, сокрушилась. Не оставь, мои свет, сие в своей миласте!» Ей же и жаловалась на одиночество и бедность: «Дарагая моя тетушка, покажи нада мною материнскую миласть: попроси, свет мой, миласти у дарагова государя нашева батюшки дядюшки оба мне, чтоб показал миласть — мое супружественное дело ко окончанию привесть, дабы я болше в сокрушении и терпении от моих зладеев, ссораю к матушке не была <…>. Вам, матушка моя, известна, што у меня ничево нет, краме што с воли вашей выписаны штофы; а ежели к чему случеи позавет, и я не имею нарочетых алмазов, ни кружев, ни полотен, ни платья нарочетава: и в том ко мне исволте учинить, матушка моя, по высокаи своей миласти из здешних пошленых денек; а деревенскими доходами насилу я магу дом и стол свой в гот содержать. Также определен по вашему указу Бестужев сын ка мне обар-камарам-юнкаром и живет другой год бе[з] жалованья, и просит у меня жалованья; и вы, свет мои, как неволите? И прошу, матушка моя, не прогнева[й]ся на меня, шту утрудила своим писмом, надеючи на миласть вашу к себе. Еще прошу, свет мой, штоб матушка не ведала ничево и кладусь [в] волю вашу: как, матушка моя, изволишь са мною. При сем племянница ваша Анна кланеюсь».[44]

Екатерину же Анна просила ходатайствовать, чтобы «батюшка-дядюшка» разрешил пользоваться частью собранных с ее же владений денег — или хотя бы оберегал от растраты ее матерью, самоуправной царицей Прасковьей, средств, уже «определенных» на содержание курляндской герцогини.

Между тем при бедности курляндского двора через руки Бестужева проходили значительные суммы: с разных герцогских «амптов» было получено почти 273 тысячи талеров «контрибуции». Через него российское правительство постепенно выкупало заложенные герцогские имения — за несколько лет, таким образом, за 87 370 талеров было приобретено 13 хозяйств с ежегодным доходом не менее 14 тысяч талеров. Он ведал и расчетами с герцогскими заимодавцами, и отдачей этих имений в аренду местным дворянам, тем самым создавая российскому двору партию «благожелательных».