Дверные проемы с резными деревянными арками вели из этой центральной комнаты в другие, в одном углу я увидела ступеньки, которые заканчивались маленьким балкончиком на полпути вверх, а за ним была закрытая дверь. Когда я на нее посмотрела, дверь открылась. На балкон вышла женщина, и я впервые увидела Клариту Кордова.
Она была высокая и очень худая, с годами не став пухленькой, как многие испанские женщины. Она была одета во все черное, даже чулки и туфли с пряжками были черными. Впечатление смягчал только круглый кружевной воротничок цвета слоновой кости, выполненный по моде и бросавший отраженный свет на ее узкое лицо. У нее, как и у меня, были черные волосы, и спереди она зачесывала их гладко, а сзади собирала в пучок низко на затылке. В ушах неожиданно переливались серебром и бирюзой висячие серьги, покачивавшиеся при каждом ее движении. Она выглядела настоящей испанкой. Если в ней и проявилась как-то кровь бабушки Кэти, это не было заметно.
Однако наибольшее впечатление на меня произвела не ее внешность, а вид, с которым она стояла на балкончике и смотрела на меня прищуренными глазами, как будто взвешивала и оценивала — зачем, я не могла сказать. Я вспомнила, как Сильвия Стюарт так же стояла в аэропорту, оценивая меня. Все они как будто задавали мне молчаливый вопрос, им не нравилось мое присутствие, но свои тайные мысли обо мне они держали при себе. Я потрогала себя за подбородок, глядя в ответ на эту женщину, сопротивляясь тому странному чувству морального давления, которое она во мне вызывала. Я не позволю этим Кордова меня запугать. Меня позвал сюда дедушка. И я не была испанкой — я была из Новой Англии. Может быть, именно это я и открою в себе здесь.
Элеанора почти злорадно выждала длинную паузу, прежде чем заговорить:
— Тетя Кларита, это Аманда. Это дочь твоей сестры Доро.
В ее тоне было что-то чересчур театральное, как будто она хотела как-то ранить пожилую женщину моим присутствием.
Кларита слегка кивнула мне, давая мне понять, что она меня узнала, и посмотрела на Элеанору. Это был странный взгляд — одновременно полный и любви, и отчаяния, после чего она заговорила по-испански. Элеанора раздраженно пожала плечами и ответила по-английски.
— Мне захотелось уехать. Вы все мне надоели. Вот и все.
Кларита спустилась по ступенькам в комнату.
— Мы поговорим позже, — сказала она Элеаноре и повернулась ко мне. Я снова почувствовала какое-то давление, не понимая, чего от меня хотят.
— Значит, ты дочь Доротеи? — Она протянула мне руку, но этот жест не казался доброжелательным.
— А вы — сестра моей матери, — сказала я, пожимая ее руку, худую руку с пальцами, унизанными кольцами. Она ее сразу отняла.
В комнату вошла хорошенькая испано-американская девушка, и Кларита заговорила с ней.
— Роза, покажи мисс Остин ее комнату, пожалуйста. Твой багаж ждет тебя там, Аманда.
Девушка улыбнулась мне, показав ровные белые зубы, и осталась стоять, ожидая.
— Ты устала, Аманда? — сказала Кларита. — Хочешь кофе или поешь чего-нибудь?
— Нет, спасибо. Я просто помоюсь и немного отдохну. Дедушка — как он?
Темные глаза Клариты были большими, глубоко посаженными и смотрели исподлобья.
— Он себя плохо чувствует сегодня. Элеанора его расстроила. Будет лучше, если ты не пойдешь к нему сразу же.
Я уже не горела нетерпением видеть его, наоборот, хотела отложить нашу встречу, пока не почувствую себя отдохнувшей и более сильной. Встреча с Кларитой еще больше меня охладила. Мой отец был прав. Не было ничего дружественного ко мне ни в этом доме, ни в этой семье. В самом воздухе было что-то зловещее — какое-то предостережение таилось в самих стенах и темных вигах, и особенно в этих злобных деревянных существах, вырезанных моим дедом.
— Тогда иди с Розой, — сказала Кларита, махнув рукой в сторону горничной. — Еще есть время отдохнуть перед обедом. Мы отвели тебе одну из комнат наверху. Она принадлежала Доротее, когда та была девочкой. Элеанора, я хочу поговорить с тобой.
Я пошла за Розой через увенчанный аркой проход в другую комнату, казавшуюся продолжением гостиной. От нее шел коридор в заднюю часть дома, очевидно ведущий в спальни, а в углу была узкая лестница наверх, заканчивавшаяся открытой дверью. Роза пошла по лестнице, а я за ней.
Комнаты в этой части дома приятно контрастировали с темной гостиной. С трех сторон большие окна, глубоко вделанные в толстые саманные стены, заливали светом комнату с вигами над головой и ярким пятном на белой стене, где висело одеяло индейцев навахо. Над маленькой, аскетически узкой кроватью висел пейзаж с изображением холмов, довольно хороший. Мне понравились густые тени на освещенной солнцем земле, контрасты светлого и темного. Висела ли здесь эта картина, когда моя мама была девочкой? Вряд ли — стиль был слишком современным.