Биоген

Все входы в них были зарешечены. Но бомбоубежище, находящееся на территории детского садика, давно подвергалось вандализму не только с нашей стороны, но и со стороны старших пацанов. Его решетка в левом верхнем углу была уже слегка оторвана. Неодолимое желание искателей приключений проникнуть в таинственные подземелья города уходило своими корнями в средние века послевоенной истории Волгограда. Иногда это кому-нибудь удавалось, и тогда домоуправление откомандировывало на место происшествия сварщика, чтобы он устранил непорядок и заварил проход. Сварщик прикатывал с собой ацетиленовый генератор, работающий на карбиде, и начинал процедуру подготовки к работе, на что уходило все дообеденное время.

Когда он отправлялся обедать, мы воровали куски карбида и прятали его в тайниках нашего дома.

Бомбоубежище стояло в «мертвой зоне», скрытое от посторонних глаз беседкой, трансформаторным зданием и старым ясенем. После долгих безуспешных попыток нам наконец-то удалось выломать часть металлического крепления и отогнуть его настолько, чтобы можно было протиснуться в образовавшуюся щель. Погружение решили отложить до завтра.

В предстоящей подземной экспедиции я выступал в роли руководителя, так как в Одессе мы с мамой ходили на экскурсию в знаменитые одесские катакомбы, протянувшиеся под городом и вокруг него на сотни километров. И я знал не понаслышке, что такое жизнь под землей.

Мальчишки с уважением и нескрываемой завистью слушали мои рассказы о том, как в шахтах одесских катакомб во время войны скрывались партизаны. Как они добывали из вырытых колодцев воду, имели свой травмпункт, столовую и ленинскую комнату отдыха. Внимательнее всех был Соловей. Во время рассказа его глаза то вспыхивали безумным пламенем приключений, то затухали, уходя в засаду детских тайн. Особенно Соловья возбудила та часть истории, где фашисты попытались проникнуть в катакомбы и выбить из них партизан.

Мое повествование так подействовало на друзей, что они решили перенести свой штаб из кучи ящиков (где он базировался, выдерживая периодические осады дворничихи) в катакомбы бомбоубежища. Вырыть там колодец и оборудовать место для отдыха и совещаний…

– Там дворничиха нас не достанет своей метлой, – логично заметил Егор. И весомо добавил: – Старая карга!

– Ага! – подытожил Пупок.

На следующий день я и Соловей спустились в подземелье, а Пупок с Егором остались дежурить на шухере.

Подземный ход был сумрачен, узок и невысок. Это нас удивило, так как мы понимали, что подобные сооружения строились не только для детей, но и для взрослых.

Неслышно ступая по безжизненной почве, мы осторожно шли вперед, напрягая слух, зрение и все остальные органы, включая человеческие инстинкты. Метров через десять тоннель стал расширяться, и образовалась комната – душная и мрачная, как и сотни других помещений в подземельях планеты, не попавших в туристические маршруты своих городов.

– Возможно, здесь никого не было с тех пор, как отсюда ушли последние пленные немцы, – высказал я пришедшую на ум мысль.

Соловей кивнул в знак согласия подбородком, носом и лбом, а собрав на затылке серьезную складку, добавил, чуть дыша:

– Точняк!

Так как фонарь был в руках у Соловья, а я шел сзади него, мне был виден только его белобрысый затылок.

Комната разделялась на два прохода. В конце первого, уходившего влево, виднелась металлическая дверь. Второй лаз заканчивался непроглядной мглой, исчезавшей за поворотом, куда свет фонарика не мог проникнуть, потому что подземелье не вело к черным дырам космоса, обладающим гравитацией, способной заворачивать кванты света не только за поворот коридора, но и назад, к Пупку с Егором и даже к истинному Создателю Земли – Солнцу.

Посовещавшись, мы выбрали мглу, надеясь встретить кого-то из группы Владимира Молодцова[297] или, на худой конец, попасть в подземные тайники нью-йоркского Федерального банка, хранящего под землей семь тысяч тонн золотых слитков, из-под земли добытых.

В те годы мы с Соловьем были уверены, что все подземелья мира соединены в одну цепочку тоннелей и лабиринтов, поэтому, не надеясь достичь конца, мы мечтали найти начало этой неразберихи.

Двигаясь уже достаточно долгое время, я догадывался, что нахожусь под той частью дома, где живет Егор. А может быть, уже и за территорией двора. Соловей шел не торопясь, прощупывая каждым шагом прочность черного грунта.

Вдруг земля вокруг нас загудела и начала дрожать. С потолка посыпалась труха, и над нашими головами (тух-ту-дух, тух-ту-дух, тух-ту-дух), скрежеща и постанывая, пронеслась стальная громадина трамвая. Мы присели на корточки, и, повернув голову вправо, я увидел боковой ход – «кротовую нору»[298], в сумерках которой маячили искаженные страхом лица.

Серые одежды людей, покрытые толстым слоем пепла и пыли, угловато торчали из темноты, где при плохой освещенности восприятие человеческого глаза становится ахроматическим, а в случае дальнейшего затемнения – черным. С первого взгляда было понятно, что стоят они здесь очень давно. Очень… Наверное, с той поры, когда бомбили Дрезден.