С некоторым удивлением я понял, что народ в общем и целом справляется потихоньку и без меня. Нет, моя аватара всё также участвовала в жизни, но… слабо. И вот тут я задумался: а надо ли менять такое положение вещей? Для всех леших я был просто самым старым и древним из них. Тем, кто хотел вернуть былые времена, когда были живы множество волшебных народов, люди не успели ещё забыть колдовское искусство, а просторы неба и моря бороздили невероятные корабли. И вот ситуация: лешие есть, альты вернулись, Энты постепенно взращиваются, атлы есть, корабли в небе летают… я своей цели добился? Пока ещё не до конца, но в общем и целом…
Так не лучше ли мне сейчас уйти? Так сказать, сделать свою аватару отшельником? Никто, даже лешие, не знает, что я — это всё живое, связанное с моим полем. Вся магия, подчиняющиеся деревья, ещё что-то… для всех это просто силы природы. Да, они мне подчиняются куда лучше, чем другим, но мне ведь и лет-то сколько! Почему бы не создать иллюзию свободы и не посмотреть, как мои люди будут развиваться дальше сами? Более того, планируемая мною гонка вооружений в общем и целом вписывается именно в такое решение, ведь без моей активной помощи противостояние с Католической Церковью и лавирование между Западом и Востоком христианского мира будет очень интересным делом.
О том, что я ухожу, так сказать, от дел, я сообщил лешим достаточно быстро, предложив им самим выбрать, кто займёт княжеский трон Леса.
— Я откажусь, моё дело торговля, — первым подал голос Прохор.
— А моё — вера в Единого и Живого! — также легко отдал власть Арслан. Здесь надо бы пояснить, что в качестве божества он выбирал не мой аватар Князя, а меня самого, так что в его сознании я-Князь и я-сущность были совершенно разными понятиями, просто я-Князь был невероятно близок к Богу в его понимании.
— Мне тоже лучше не занимать Трон. Я хоть и благородного происхождения, но своё дело уже нашёл, — кивнул остальным Француа.
— Остались только вы. Что думаете?
— Гм… С одной стороны, Вацлав имеет благородное происхождение, но вот с другой…
— Я думаю, — перебил его наш Воевода, — что сейчас уже будет лишним убирать меня с моего поста и сажать на престол. Я на своём месте. Конечно, я мог бы править, но менять Воеводу глупо. У нас нет интриг и грызни, как при дворе Сигизмунда, так что на троне должен быть тот, кто лучше с этим справится. Остап достаточно давно в этом деле крутится.
— В таком случае решено. Так как, в некотором роде, вы все мои сыновья, то разрешаю принять моё имя в качестве второго. Нашим восточным друзьям сообщим о сём событии после того, как сядешь на Трон. Предварительно организуйте резиденцию правительства отдельно. Васильковый Холм для этого места неплохо подойдёт. В городе выделите здания и перестройте их в городскую управу. У нас больше трёх с половиной тысяч человек живёт, это не считая увеличивающихся других народов и двух тысяч русских воинов. Заодно составьте предварительный проект свода законов, потом принесёте мне, я подправлю. Отдельные правила — это хорошо для небольшой или даже крупной общины, но скоро у вас будет под рукой десять, двадцать и более тысяч человек. С ними вы что будете делать? Остап, ты теперь за старшего. Можете идти.
— Князь, а вы…
— Я останусь в лесу. Коли потребуюсь, придёте и позовёте. Никуда я от вас не убегу, но внешний мир пусть будет на ваших плечах.
Незаметно наступил тот самый год. По западному летосчислению он шёл, как тысяча шестьсот первый. Время начала великого голода на Руси, во время которого потери были сравнимы с потерями во времена войн будущего.
Забавно, но похолодание и проливные дожди не так уж и сильно сказались на МОИХ колосьях. Урожай подпортили знатно, но не уничтожили. Зато старые пожухли почти подчистую. Таким образом в прибыли оказались именно те, кто перешёл на новое зерно. Ну и запасливые просто. Помню из истории, в это время бояре и священники имели просто-таки забитые хлебом амбары, но даже когда народ оголодал до случаев людоедства почти никто не стал продавать хлеб, ибо боялись долгого голода. Ну… сейчас позиции Годунова были попрочнее, так что он сумел договориться как минимум с церковью, чтобы открыли монастырские кубышки. Цены попы, конечно, ломили, но хлеб был, так что голода как такового не было. Да, тяжёлое время, но не смертельное. Чего не скажешь о Европе.