Библиотекарист

Еще Боб узнал, что дом Конни в Портленде находился меньше чем в пяти милях от его собственного. Поневоле вспомнились годы после смерти Итана, когда Боб дождаться не мог, чтобы они встретились снова. Бывало, по утрам, бреясь или застилая постель, он внутренним чутьем угадывал приближение Конни, предчувствуя, что именно в этот день она войдет в библиотеку, чтобы с ним повидаться, и вспомнилось, как всю смену тогда он не мог сосредоточиться на работе и вскидывался на каждого, кто входил. Потом, после того как он усвоил себе, что в библиотеку она не придет, наступил период лет в десять или чуть больше, когда он верил, что судьба вмешается и все разрулит. Он столкнется с ней в продуктовом, в парке или где-то еще. Он заметит в толпе ее холодное, безразличное лицо, она почувствует взгляд и повернется навстречу, и когда она увидит его, вся холодность слетит у нее с лица, и она снова станет такой, как раньше, как бы изнутри освещенной, такой, как бывала, когда, войдя в библиотеку, находила его глазами… когда она любила его.

Боб был признателен за то, что получил возможность прочитать личное дело Конни, но то, что он выяснил благодаря этому, глубоко уязвило его. И неважно, что верить в справедливость – это по-детски; то, что случилось с ними, было несправедливо, и ничто не могло убедить Боба в том, что это не так.

Он с благодарностью вернул папку Марии. По тому, с каким лицом он это проделал, ей стало ясно, что говорить о том, что узнал, он не хочет. У большинства ее пациентов в прошлом случалось нечто настолько болезненное, что обсуждать это они избегали, и, блюдя границы дозволенного, она никогда не настаивала, не выпытывала. Мария считала, что составной частью старения, по крайней мере многих из нас, является осознание того, насколько наши жизненные истории бесформенны и несовершенны, и порой не по нашей вине. Ход времени сгибает нас, складывает, как хочет, и в конечном счете засовывает под землю.

* * *

Очнувшись от полуденной дремы, Боб увидел Марию, сидевшую на краешке его кровати с таким видом, что нельзя было не понять: что-то случилось.

– Что? – спросил он.

– Сын Чирп внизу, Боб, – ответила она. – Сын Конни. Надеюсь, ты не против, что я тебе говорю об этом, но мне что-то подумалось, ты захочешь знать.

Боб сел.

– Что он тут делает?

– Явился ни с того ни с сего и попросил историю болезни своей матери. Я сказала ему, что она в архиве за пределами дома, и теперь он ждет, когда ее принесут.

Она явно гордилась своей находчивостью, но Боб не понял, зачем ей понадобилось ловчить, и попросил объясниться.

– Ну, я подумала, что ты захочешь спуститься и поздороваться, – сказала Мария.

– С чего бы? Он знать не знает, кто я такой.

– Вот ты ему и скажи.

– А если ему это ни к чему?

– Тогда он сам скажет тебе об этом. Он в самом деле очень приятный человек, Боб. И я знаю, что лезу не в свое дело, но есть ведь шанс, что встреча с ним будет тебе полезна. В общем, давай так: если ты не спустишься, я пойму, что тебе это не нужно. Но я задержу его сколько смогу, ладно?

Похлопав Боба по руке, она вышла, а Боб поднялся, прошелся по комнате и хорошенько подумал. Спускаться вниз не хотелось, но вряд ли это весомая причина, чтобы решить, что спуститься не стоит. Когда же пришла мысль, что в тот отрезок жизни, который ему еще остался, вряд ли представится другой случай увидеться с кем-то из близких Конни, он поймал себя на том, что тянется за ботинками, натягивает пиджак, причесывается и чистит зубы. В последний момент он собрал в конверт несколько фотоснимков времен с Конни, сунул конверт в карман пиджака и направился к лифту.

Вступив в Большую комнату, он увидел, что сын Конни сидит в одиночестве за длинным столом и смотрит в свой телефон. Он был в той же потертой из джинсы куртке, что в прошлый раз, и с забинтованным пальцем, и выглядел, как рабочий или торговец в обеденный перерыв. Боб стоял через стол от него; когда сын Конни поднял глаза, Боб слегка поклонился и спросил, не помешает ли он, если присядет. Сын Конни неопределенно кивнул и снова уткнулся в телефон. Боб сел.

– Вы унаследовали внешность отца, – сказал он.

Сын Конни никак не отреагировал; он был весь в переписке. Боб продолжил чуть громче:

– Видите ли, мы с вашим отцом были друзьями. С Итаном. Осмелюсь заметить, это на мне лежит груз ответственности за то, что пути ваших матери и отца пересеклись.

Сын Конни снова поднял глаза.

– Мои родители познакомились в автобусе.

– Да, но оба они направлялись ко мне. В библиотеку. Таким образом получается, что знакомство состоялось под моей, так сказать, эгидой.

При слове “библиотека” сын Конни насторожился. Мало того, он даже вроде как испугался, отложил телефон, выпрямился и молвил:

– Боже мой, да вы Боб Комет!

* * *