На бревнах завязался ожесточенный бой. Сухарев, Вырин, Луцис и Гаршенин мужественно отбивали троекратно превосходящего числом противника. Николай Тарасович продолжал орудовать пилой, торопясь закончить коридор, достаточный для габаритов автобуса.
Луцис сочно вогнал верхний угол топора в кобылий лоб, просек шлем и череп до подбородка. Мелькали, как два черных крыла махаона, саперные лопатки Вырина.
Гаршенин перехватил острогу, резко потянул к себе. Вдоль древка скользнуло длинное лезвие косы – прямо в налитое натугой горло. Сухарев раскрутил над головой кистень, обрушил на рогатую голову так, что брызнула костяная пыль.
Кто-то безрассудный полез на бензопилу Николая Тарасовича, сунул меховой рукав прямо под бегущие по эллипсу резцы. Пила выплюнула рваный сноп кровяных лоскутков и вдруг захлебнулась. Плотный ворс забил цепь, рассчитанную на древесину. Иевлев отбросил бесполезное оружие, ссутулился, вытянув вперед руки. Даже пригнувшись, он был вдвое выше своих приземистых соперников и рассчитывал на бесспорное преимущество в мышечной силе и росте. Первого он достал чугунным кулаком, ловко увернувшись от полуметрового щербатого острия. Лицо звероголового залило кровью из расколотой надбровной дуги. Второй прыгнул сверху, Иевлев на лету поймал его за щиколотку, шмякнул с размаху о землю и пнул сапогом в висок. Оброненную рогатину он сразу обломил об колено, превращая колющее средство в двуручный тесак.
На дорогу, как рассыпавшиеся бусины, выкатилась вторая ватага. Эти вышли на бой в ватных строительных шлемах с круглым металлическим наголовьем, в самодельных накидках грубой кожи, часто обшитых бляхами. В лобовое стекло «Нивы» хрустко ударила булава. Озеров выскочил из машины, покатился по земле, чудом увильнул от шишковатой дубины, взрыхлившей землю у его головы, вскочил. В руке у него сверкнул топор.
Кручина, Дзюба и Таня отступали треугольником. На них наседали, тыча рогатинами, кружили, выискивая бреши в обороне, старались подсечь ногу, ткнуть в шею или незащищенный бок. Двое, не рассчитав дистанцию, уже поплатились, напоровшись на полутораметровый клинок Таниной рапиры. Звонко столкнулись, меняя траектории ударов, топор и булава. Озеровский топор, целивший в голову, упал наискось, в ключицу. Раздался треск, словно кто-то надвое перекусил крупную кость.
По автобусу метался Марат Андреевич. Я заранее передал ему Книгу. Теперь он не знал, как поступить: ввязаться в битву или сидеть в относительно безопасной кабине, ожидая, пока Иевлев расчистит бензопилой путь.
Бородатый мужик с вилами наперевес рвался к автобусному колесу. На его пути встала Вероника. На помощь сестре спешила, размахивая цепом, Анна.
В следующую секунду в спину и в грудь мне воткнулись легкие копьеца. Вреда они не принесли, а вот голень раскаленной плетью захлестнула боль. Я с криком выдернул небольшую острогу, напоминающую метлу, только прутья были стальными, увязанными проволокой спицами.
Выбежали люди в лыковых жилетах. Эта нехитрая легкая защита заменяла им панцири. Вооружены они были так же просто – кольями с обожженными на концах остриями. У некоторых были ивовые, на манер корзин, выпуклые щиты.
Появление этой компании почему-то ошарашило остальных нападавших. Мужик с вилами позабыл про автобус и с ревом: «Суки! Куда?! Без очереди!?» – пронзил корявыми длинными зубьями бездоспешного.
– Сюда, сюда! – гневно орал бородатый. – Ульяновские без очереди лезут!
Заслышав пронзительный клич, часть бойцов из второй ватаги оставила схватку у прицепа и кинулась на чужаков. Те, чтобы не пятиться от удара, побежали навстречу.
Благодаря случайной междоусобице я получил передышку и, прихрамывая, ретировался поближе к завалу. Иевлев метал тяжелые, как валуны, бруски распиленных стволов, опрокидывая изрядно поредевшее звероголовое воинство, круша головы и туловища.
Луцис, отбиваясь топором, на котором заклинило рогатый череп, кричал:
– Алексей, давай к автобусу!
Среди деревьев оранжевыми точками вспыхнули факелы. Появился еще один, четвертый за этот вечер отряд, шел он плотным строем так, что было не понять, сколько там человек. Мерцали полированным металлом нагрудные пластины панцирей и островерхие шлемы с опущенными дырчатыми, похожими на печные заслонки забралами. В руках, защищенных наплечниками и наручами, было в основном клинковое оружие. У предводителя левый кулак прикрывала округлая, как боксерская перчатка, стальная форма. Этим кастетом воин отражал удары и сам наносил сокрушительные апперкоты и хуки. Его отряд обрушился на бездоспешных, когда те, как муравьи, волокли в чащу своих раненых. Расправа минуту металась между деревьев и в зарослях ольховника. Горстку бездоспешных вытеснили на дорогу. Дрались они отчаянно. Даже поверженные, они хватали за ноги латников, валили на землю, чтобы вогнать в противника кухонный нож и умереть.