Мы затаились между стеной и массивным шкафом в самом дальнем углу, который только смогли найти, втиснувшись в щель настолько узкую, что даже повернуться друг к другу лицом не было ни малейшей возможности. Холод ледяной пустыни не отпускал, и мы безмолвно дрожали, неподвижные, как манекены, а снег с нашей одежды быстро таял, собираясь в лужу под ногами. Левой рукой Эмма нащупала пальцы моей правой руки, и это был единственный согревавший и ободрявший контакт, на который мы осмелились. У нас быстро формировался язык, который было просто невозможно перевести в слова, особый словарь жестов, взглядов и прикосновений, а также все более глубоких поцелуев. Он постоянно обогащался, расширялся и обретал все новые значения. Это был увлекательный и совершенно необходимый для обоих процесс, и в моменты, подобные нынешнему, он неизменно согревал и ободрял меня, помогая бороться со страхом и отчаянием.
Когда через несколько минут желающий сожрать нас медведь так и не появился, мы осмелели и стали перешептываться.
– Может, это все-таки была петля? – спросил я. – Петля в петле?
– Я не знаю, что это было, – ответила Эмма.
– Сибирь. Так было написано на двери.
– Если это была Сибирь, то комната, в которой она находилась, это некое подобие портала, а не петля. А порталов, разумеется, не существует.
– Разумеется, – согласился я и подумал, что на самом деле совершенно несложно поверить в то, что в мире, где существуют временны́е петли, имеются также и порталы.
– Что, если на самом деле это была всего лишь старая петля? – предположил я. – Может, она существует со времен Ледникового периода… или возникла, скажем, пятнадцать тысяч лет назад? Может, Дьявольский Акр в те времена выглядел именно так.
– Я не думаю, что существуют такие древние петли, – покачала головой Эмма.
– Я не могу согреться, – стуча зубами, пожаловался я.
Эмма прижалась ко мне боком и теплой ладонью потерла мне спину.
– Если бы я мог создать портал, – произнес я, – то вряд ли включил бы Сибирь в список пунктов назначения.
– Куда бы ты предпочел отправиться?
– Гм. Может, на Гавайи? Хотя это, наверное, скучно. Все первым делом назовут Гавайи.
– Только не я.
– А куда бы отправилась ты?
– Туда, откуда ты родом, – ответила она. – Во Флориду.
– С какой стати?
– Я думаю, мне было бы интересно увидеть, где ты вырос.
– Мне очень приятно, – отозвался я, – но это очень тихий городок. В нем нет ничего особенного.
Она склонила голову мне на плечо и выдохнула мне на руку, согревая ее.
– Звучит очень заманчиво.
– У тебя в волосах снег, – произнес я.
Но как только я попытался его стряхнуть, как он тут же растаял. Я стряхнул холодную воду с ладони на пол и только тут заметил наши следы. Мы оставили за собой след из тающего снега, который, скорее всего, вел прямо к нашему убежищу.
– Какие же мы тупые, – произнес я, показывая на следы. – Надо было сбросить туфли и бежать босиком!
– Все нормально, – успокоила меня Эмма. – Если они еще нас не выследили, то, вероятнее всего…
В глубине комнаты раздались громкие цокающие шаги и шумное дыхание крупного зверя.
– Обратно к окну, скорее, – прошипела Эмма, и мы выбрались из своего укрытия.
Я попытался бежать, но поскользнулся в луже и, чтобы удержаться на ногах, схватился за ближайшее, что было под рукой. Это оказалась простыня поверх некоего громоздкого предмета мебели, за которым мы прятались. Простыня с громким свистящим звуком соскользнула с очередного шкафа с экспонатами, а я очутился на полу, тщетно пытаясь выпутаться из складок обширного чехла.
Когда я поднял голову, первым, кого я увидел, была девочка – не Эмма, которая стояла рядом, а другая девочка, чуть дальше, в шкафу за стеклом. У нее было совершенно ангельское личико, платье в оборках и обруч с бантом в волосах. Она смотрела остекленевшим взглядом в пространство, застыв в неподвижной позе человека, превращенного в чучело.
Я обалдел. Эмма обернулась, чтобы посмотреть, что меня так напугало, и тоже обалдела.
Дернув меня за руку, она помогла мне подняться, и мы бросились наутек.
Я думать забыл о преследующем нас типе, а также о медведе и Сибири. Я просто хотел унести ноги из этой комнаты, подальше от чучела девочки и еще дальше от вероятности, что мы с Эммой можем очутиться за стеклом в шкафу. Теперь я знал все, что было необходимо знать об этом Бентаме, – он был чокнутым коллекционером, и я был уверен, что если бы мы заглянули под другие чехлы, то обнаружили бы и другие экспонаты, наподобие этой девочки.
Мы повернули за угол и увидели прямо перед собой десятифутовую гору шерсти и когтей. Крича от ужаса, мы попытались остановиться, но было слишком поздно, и, поскользнувшись, мы свалились у лап зверя. Мы закрыли головы руками и приготовились к смерти, ощущая, как нас окутывает горячее зловонное дыхание. По моей щеке скользнуло что-то мокрое и шершавое.
Меня облизывал медведь. Меня облизывал медведь, а еще кто-то смеялся.
– Успокойся, он не кусается! – произнес чей-то голос.
Приоткрыв ладони, я увидел длинную покрытую шерстью морду и большие коричневые глаза, которые смотрели на меня сверху вниз.