И он вытащил свой длинный шест из воды, протянул его над нашими головами и постучал им по деревянному глазу на носу лодки. Глаз начал светиться подобно противотуманной фаре, пронизывая мглу перед нами. Затем он вернул шест в воду и, тяжело налегая на него, начал медленно вращать лодку по кругу, прочесывая мглу над водой с помощью света.
— Но если они могу сделать такое, — заговорила Эмма, — значит они — странные, не так ли? А если они странные, возможно, они дружелюбные?
— Чистые сердцем не заканчивают канавными пиратами, — ответил Шэрон и остановил вращающуюся лодку, когда наш свет выхватил из мглы приближающееся судно. — Помяни черта.
Мы могли видеть их достаточно отчетливо, но все что пока видели они, был яркий шар света. Это не давало нам большого преимущества, но, по крайней мере, позволяло оценить ситуацию, до того, как снова спрятаться под брезентом. В лодке размером вдвое больше нашей находилось двое мужчин. Один из них сидел у почти бесшумного подвесного мотора, а второй держал дубинку.
— Если они такое опасные, — прошептал я, — почему мы просто дожидаемся их?
— Мы уже слишком углубились в Акр, чтобы уйти от них, а я, скорее всего, смогу вытащить нас из этого переговорами.
— А если не сможешь? — спросила Эмма.
— Тогда, возможно, вам придется удирать вплавь.
Эмма взглянула на маслянистую черную воду и произнесла:
— Я лучше сдохну.
— Как пожелаешь. А сейчас, я рекомендую вам исчезнуть, дети, а не шевелите там ни единым мускулом.
Мы снова натянули брезент на головы. Секундой позже, раздался бодрый голос:
— Здорóво, лодочник!
— Здорóво! — ответил Шэрон.
Я услышал, как весла зачерпнули воду, и почувствовал толчок, когда другая лодка стукнулась об нашу.
— Что за дела у тебя здесь?
— Просто выехал на небольшую прогулку, — произнес Шэрон беспечно.
— И сегодня просто чудный день для этого, — откликнулся мужчина со смехом.
Второй мужчина был не в настроении шутить.
— Че под тряпкой? — прорычал он с жутким акцентом.
— Что я везу в своей лодке — это только мое дело.
— Все, че провозится по Тифозной к’наве — эт’наше дело.
— Старые канаты да всякий хлам, если вам так хочется знать, — ответил Шэрон. — Ничего интересного.
— Тогда ты не будешь возражать, если мы взглянем, — заметил первый мужчина.
— А как же наша договоренность? Разве я не заплатил вам в этом месяце?
— Б’лше нет никаких д’гворенн’стей, — заявил второй. — Твари платят в пять раз б’льше ‘бычного за славных пухлых питателей. Если кто упустит питателя… эт’яма, или хуже.
— Что может быть хуже ямы? — откликнулся первый.
— Даж’ не хочу эт’выяснять.
— Ну же, джентльмены, будьте благоразумны, — произнес Шэрон. — Возможно, пришло время пересмотреть наши договоренности. Я могу предложить встречные условия, которые устроят любого …
Но тут я услышал обнадеживающий звук — звон монет, передаваемых из рук в руки, а второй мужчина воскликнул:
— Да он набит под завязку! С эт’м я могу отправиться на п’кой в Испанию…
Но как только в моей душе начала расти надежда, мой желудок потянуло вниз. Знакомое чувство вползало в мои внутренности, и я понял, что оно нарастало, медленно и постепенно, уже какое-то время. Сначала это был небольшой зуд, затем он превратился в тупую боль, а теперь боль становилась острой — явный признак приближающейся пустóты.
Но не просто какой-то пустóты.
Это слово неожиданно само вспыхнуло у меня в мозгу.
И никакие договоренности не были гарантией безопасности. Я считал, что она хотела убить меня также сильно, как и любая другая пустóта, только что-то временно блокировало это желание. Это было то же самое, что загадочным образом притягивало пустóту ко мне и поворачивало стрелку компаса внутри меня по направлению к ней, и эта самая стрелка сейчас подсказывала мне, что пустóта близко и продолжает приближаться.
Как раз вовремя, чтобы застать нас схваченными, или убитыми, или убить нас самой. Я твердо решил, что если нам удастся добраться до берега в целости и сохранности, первым пунктом в списке моих дел станет избавиться от этого существа раз и навсегда.