Библиотека

– А номер? Номер машины? – оставалась последняя надежда. Юля очень боялась, что и она ее обманет. Если честно, шансов было немного. Она их оценивала, как мизерные: вроде как прикупить к трем тузам двух джокеров. – Запомнил?

Павел хитро прищурился.

– Я-то все помню. Даже то, что у тебя завтра экзамен по биологии. А вот ты, похоже, забыла.

– Паша, теперь не до экзамена. Ну! Говори!

– Он мне показался странным, этот номер. Знаешь, старый такой, черный. С четырьмя цифрами. Таких давно уже нет. 09–59 АГУ. Легко запомнить. 09–59 – это последние четыре цифры моего мобильного. А АГУ – это Александрийский государственный университет.

Юля засобиралась.

– Так! Ты можешь ненадолго закрыть свою лавочку?

– Это зачем? – нахмурился Павел.

– Давай сходим в милицию, расскажем обо всем. Ты же – свидетель похищения.

– Ну-у-у, – Павел озадаченно почесал лоб.

Юля изогнула спину. В широком вырезе показалась застежка белого кружевного лифчика. Она не видела этого, но знала, что, когда она так выгибает спину, застежка видна. Белое белье на загорелой коже. Красивый лифчик без бретелек. Она обольстительно улыбнулась.

– Ты – рыцарь? Или нет?

Пашка быстро отвел глаза от ее спины, словно его застали за чем-то нехорошим, судорожно сглотнул и кивнул.

– Конечно. Я это знала. Где у тебя лежат ключи от этой богадельни?

* * *

Пинт решил прогуляться перед сном. Сном. Он еще не знал, что увидит на этот раз, но не сомневался, что обязательно что-нибудь увидит. Это как смотреть сериал с продолжением. Какие там замыслы у сценариста? Что новенького снял режиссер?

В одном он был уверен: главные действующие лица останутся те же самые.

Он натянул старые линялые джинсы, выцветшую футболку защитного цвета – шесть таких футболок составляли весь его летний гардероб – и вышел на улицу.

Пятница. Наверное, завтра он пойдет на работу. Попытается срубить немного деньжат на еду.

Пинт давно уже не работал в психиатрической больнице. Вернувшись из Горной Долины, он месяц просидел дома, никуда не выходя. Изредка просил соседей купить продуктов: хлеба, кильки в томатном соусе, чаю и сахару. Он больше не пил: боялся, что алкоголь взорвет ему голову. Снесет напрочь. Он твердо знал, что водка не даст ни забвения, ни успокоения – наоборот, только усилит боль и воскресит в памяти те события, которые он так стремился забыть.

Немного придя в себя (и похудев на двенадцать килограммов), он пришел в больницу и без лишних объяснений забрал трудовую книжку. Он понимал, что никогда больше не сможет лечить сумасшедших. Потому что сам сошел с ума.

Эти пять лет Оскар перебивался случайными заработками. Грузчик в магазине, дворник; целый год он числился сантехником, ходил по квартирам, поправлял сливные бачки и менял протекающие краны.

Работа перестала иметь для него значение. Ему просто нужны были небольшие деньги, чтобы что-то есть.

Он понимал, что такое состояние разума и души нормальным никак не назовешь. И вместе с тем – боялся обратиться к кому-нибудь из своих бывших коллег за помощью. Ведь тогда придется все рассказывать. "Сбор анамнеза", – так это называлось.

Он вспомнил, как во время ординаторской практики лечил одну девочку, с охотой повествующую всем, что ее хотели изнасиловать космические пришельцы, но Арнольд Шварцнеггер, случайно оказавшийся поблизости (у продуктового ларька; наверное, покупал себе "Приму" или "Жигулевское" пиво), проявил чудеса мужества и спас бедняжку. Он тогда долго смеялся. И, когда рассказывал об этом в ординаторской другим врачам, они тоже смеялись.

Он представил, как должен был подействовать на коллег ЕГО РАССКАЗ. Нет. Он не мог никому довериться. Все это Пинт нес в себе, и единственным подтверждением, что он не окончательно болен, была тетрадь. Она ведь была. Она существовала. Но он никому не мог ее показать. Быть ИЗБРАННЫМ – тяжкая ноша. Как сказано в Писании: "Ибо много званых, но мало избранных". Это не почесть. Это – крест. И его нельзя бросить.

Пинт хлопнул дверью. Он давно уже закрывал ее только на защелку, никогда – на ключ. Какой смысл? Все в округе знали, что здесь живет нищий Оскар Пинт, бывший психиатр, свихнувшийся от чересчур близкого общения с пациентами. Соседи смотрели на него с опаской; наверное, боялись, что он может их покусать.

Пинт усмехнулся. Он вышел из подъезда и вдохнул пыльный воздух июльского вечера. Солнце садилось в легкой дымке: вместо красного раскаленного шара на западе висела нежно-розовая кисея.

Он побрел, не разбирая дороги. Куда идти – это не имело значения. Лишь бы идти. Лишь бы устать. Устать до такой степени, чтобы хватило сил только добраться до кровати. Он все равно проснется до рассвета. Сны не дадут ему спать.

Возможно, он так и не отдохнет за ночь и не пойдет завтра на оптовый рынок: разгружать за копейки машины с продуктами и таскать за собой тяжелую тележку. Хотя… Надо пойти. Деньги-то кончились.