Библиотека

Юля вышла, плотно закрыв за собой дверь. Нарочно громко топая, она прошла по коридору до лестницы и потом тихо, на носочках, вернулась обратно. Припала ухом к двери и услышала возмущенное пение матрацных пружин, и потом – звук выдвигаемого из-под кровати чемодана.

Она приоткрыла дверь и с умильной улыбкой просунула голову:

– Кстати, у меня в тумбочке обалденный вибратор. Можешь воспользоваться, если хочешь – у нас ведь все общее. Только не забудь потом вымыть. Пока, подруга!

Она захлопнула дверь и, давясь от смеха, побежала к лестнице. Перед глазами стояла нелепая картина: Ксюша, склонившаяся над чемоданом, черные трико, туго обтягивающие необъятный зад (признак усидчивости – но не письменным столом, а за обеденным), белое испуганное лицо и округлившиеся глаза.

– А как она покраснела, когда я сказала про вибратор! – расхохоталась Юля и запрыгала вниз по лестнице через две ступеньки.

* * *

Он сидел на поваленном дереве неподалеку от "четверки". Не курил, не прихлебывал минеральную воду из бутылочки – просто сидел, почти не двигаясь. Непонятно, кто и зачем спилил этот старый трухлявый тополь: один из многих, растущих вдоль полотна железной дороги. Остальные стояли на своих местах и тихонько шумели клейкой пахучей листвой, но этот лежал уже давно (если судить по успевшему почернеть и дать новые побеги пню), давая пристанище местным забулдыгам и бездельникам, приходившим сюда выпить "на троих" и неспешно обсудить житейские проблемы и мировые новости.

Наверное, он напоминал алкоголика, не дождавшегося компании, хотя более внимательный взгляд сразу бы заметил, что этот человек на алкоголика совсем не похож. Но тем и хорош был поваленный старый тополь: здесь не ходили люди с внимательными взглядами.

За его спиной изредка шумели вечерние электрички, обдавая сидящего бегущим светом, лившимся из мутных окошек. Со стороны насыпи (то есть – тыла) любопытных глаз можно было не опасаться.

А спереди, со стороны женского общежития, его скрывали густые высохшие ветви. Идеальное место для наблюдения.

Задачу, которую поставили перед ним, никак нельзя было назвать простой. С другой стороны, он и не помнил, чтобы перед ним когда-нибудь ставили простые задачи. Нет, такого не случалось: а ведь он СЛУЖИЛ уже тридцать с лишним лет. Тридцать четыре, если быть точным.

Каждый день он просыпался с мыслью: "Сегодня я умру. Значит, надо сделать это достойно". Но пока он выходил победителем из любой ситуации. Все благодаря прекрасной выучке, неутомимым мышцам, острому разуму и совершенно железным нервам.

Правда, седина и глубокие морщины, избороздившие лицо, говорили о цене, которую ему приходилось платить за эти победы, но сидящего это мало трогало: он уже тридцать с лишним лет недоумевал, как это случилось, что он не умер вчера.

Он достал из кармана фотографию и еще раз посмотрел: но не для того, чтобы освежить образ девушки – скорее, чтобы проверить свою память. Так и есть! Он совместил черно-белое изображение с мысленным образом, намертво отпечатавшимся на обратной стороне век, и остался доволен результатом. Все совпадало – до мельчайших черточек.

Фотография была явно вырвана из личного дела: наверху виднелся след от скрепки. Но он не дал своим мыслям развиваться дальше: его совершенно не интересовало, какими путями попала к нему эта фотография. Это была ненужная информация. Ему было достаточно четко сформулированной задачи, уложившейся в пару строк, отпечатанных на белом листе. Время от времени к нему приходили письма с такими вот короткими задачами; иногда к ним прилагались фотографии, а иногда и нет. Он не забивал голову лишними вопросами; просто выполнял то, что от него требовали, и все. Его не тревожил размер гонорара: ведь он не работал по заказу, а СЛУЖИЛ. Служил верно и преданно, как самурай, но лицо его господина всегда было скрыто плотной завесой тайны. Он знал, почему служит, но так никогда и не узнал, кому.

В нагрудном кармане легкой куртки лежала ручка: шприц с быстродействующим снотворным. Для выполнения задачи этого было достаточно. Он никогда не носил оружия: само тело было его оружием. При необходимости он умел использовать спички, карандаши, зубные щетки, расчески, зубочистки и даже плотно свернутые листы бумаги: эти невинные с виду вещи в его руках несли смерть – всегда быструю и тихую. И, наверное, почти безболезненную. Во всяком случае, он так думал. Потому что спросить было не у кого.

Девушка вышла из общежития без двадцати восемь. Она куда-то торопилась. "Наверное, в магазин", – безошибочно понял он. Куда еще может торопиться девушка из общежития? Если живет в общаге, значит, не местная, а за время вступительных экзаменов она вряд ли успеет с кем-нибудь познакомиться. С кем-нибудь, на встречу с которым нужно торопиться. К тому же скоро восемь – время закрытия магазинов. Наверняка она спешит именно туда.