Библия, которую читал Иисус

Другой случай: Иисус оглянулся на Иерусалим и восскорбел, зная судьбу, ожидающую прославленный город. «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как курица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Матфея 23:37). Образ курицы с цыплятами, должно быть, навеян воспоминаниями о сельской Галилее. После пожара в курятнике крестьянин находит обгоревшие тушки куриц, лежащие на полу с распростертыми крыльями. Он отбрасывает почерневшие тельца в сторону, и из–под них выбираются крохотные цыплята — мать спасла их от огня, пожертвовав собой. Вот к чему стремился Иисус: взять на Себя наказание, уготованное Его народу.

И, наконец, мы читаем, что Иисус «с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления могущему спасти Его от смерти» (Евреям 5:7). Разумеется, Иисус не был избавлен от смерти. В Гефсиманском саду и на Голгофе мы наблюдаем потрясающие сцены. Говоря словами Мартина Лютера, «Бог борется с Богом». Вправе ли мы предположить, что Иисус тоже задавался вопросами, которые преследуют меня и почти всех людей: «Имею ли я значение в глазах Бога? Есть ли Богу дело до меня?». Как иначе понять прозвучавшую из Его уст строку Псалма 21: «Боже мой, Боже мой! зачем Ты меня оставил?»

Иисус реагировал на боль так же, как большинство людей. Он не твердил в саду: «Боже, Я так благодарен Тебе за то, что ты избрал Меня для страдания, Я с ликованием принимаю эту миссию!». Нет, в страхе, в скорби и одиночестве, в отчаянии он взывал: «Если только можно, пусть эта чаша пройдет мимо Меня». Лука, этот наблюдательный автор, отмечает: «И находясь в борении, прилежнее молился; и был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (22:44).

Быть может, Иисус не даст нам того ответа на вопрос о боли, который мы хотели бы услышать, но зато мы узнаем, что таинственным и непостижимым образом Бог страдает вместе с нами. Иисус телесно, физически восстановил нашу веру Мы больше не одиноки. Я могу быть уверен в том, что Бог вполне понимает мои страдания, и Бог печется обо мне, каким бы далеким Он ни казался в сию минуту. Каждый раз, когда сомнение одолевает меня, я всматриваюсь в лицо Иисуса и вижу милосердие и сострадание Бога, познавшего страдание.

Почему Бог не вмешивается?

Были в истории Израиля моменты, когда никому и на ум бы не пришел вопрос, почему Бог не вмешивается. Взять, к примеру, толпу, к которой Моисей обращается во Второзаконии: этим людям, выросшим в Синайской пустыне, ощущавшим зримое присутствие Бога, предшествовавшего им в облачном столпе, знающим о чудесно дарованной воде и пище, должно быть, и в голову не приходил подобный вопрос. А если б они даже и заикнулись об этом, Моисей и немногие уцелевшие из старшего поколения тут же напомнили бы им о десяти казнях египетских, о разделении Чермного моря и поражении мощного египетского войска.

Но оглянемся на события, непосредственно предшествующие описанным во Второзаконии, и увидим, что весь народ, включая Моисея, был полон сомнений. Четыре столетия они вопияли к Богу о своей ужасной жизни в Египте. Четыре столетия! Представьте себе все события мировой истории от королевы Елизаветы, от тех времен, когда первые поселенцы еще не высаживались в Америке, до наших дней. «Народ избранный» сделался посмешищем для соседей, превратился в рабов, подвластных капризу фараона. Сколько раз евреи восклицали: «Где же Ты, Господи?!», покуда не явился Моисей!

Пророк Илия заставил умолкнуть все сомнения, устроив для поучения своих соплеменников чудо с возжиганием огня на горе Кармель, но и ему пришлось потом прятаться в пещере, недоумевая, когда же Господь поразит Ахава и его жестокую жену Иезавель. Другие пророки, в том числе столь чтимые нами Исайя и Иеремия, могли бы позавидовать Илии, который по крайней мере пережил час славы: в Библии нет ни одного упоминания о чудесах, совершенных этими «пророками слова». Другие пророки поплатились за все свои старания мученической смертью.

Последним в Ветхом Завете звучит голос Малахии. Его книга служит прелюдией к последовавшему почти четырехсотлетнему молчанию. С точки зрения израильтян, эти четыреста лет были периодом «обманутых ожиданий». Они вернулись на родину после вавилонского пленения, но теперь их страна превратилась в захолустную провинцию персидской (а затем греческой и римской) империи. Отстроенный заново храм лишь отдаленно напоминал архитектурное чудо Соломона. Великое будущее торжества и всеобщего мира, о котором говорили пророки, превратилось в призрачную мечту.