«Откуда у девятнадцатилетней девушки такое здравомыслие и хладнокровность? Любая другая графиня из обморочного состояния постоянно не выходила б, попав в ситуацию, подобную той, в какую попала Киара. Уже не говорю о том, с каким безразличием и тени смущения на лице, Корхарт рассказывала о том, что была изнасилована. Доли секунд назад была в состоянии опьянения и уже смотрит на меня совершенно трезвыми глазами. Сплошная девушка-загадка: выжившая от укуса Уфы, говорящая с призраками, обладательница неинициированного дара земли и помимо этого, мне все-таки кажется, огня. Хотя могу и ошибаться. От испуга Дирван мог и не управлять своим даром огня. И последняя загадка. Внутренний неконтролируемый блуждающий холод у графини Корхарт. Ни с чем подобным ни я, ни Камаир не сталкивались. И сложно дать определение этому явлению или магическому дару?».
— Об убийстве графа Орховского мы поговорим позже, без посторонних. А сейчас Вильгар и Дирван подойдите к столу и произнесите клятву на крови о неразглашение того, что видели и слышали в этом кабинете.
Я в удивлении вскинула бровь.
— Ничего удивительного, леди Киара, — Аргаир, положив на стол тонкий стилет, продолжил. — Я должен быть в полной уверенности, что о делах государственной важности никто не узнает.
Подойдя к столу, Вильгар, взяв со стола клинок и полоснув им палец, произнес: — Я, Вильгар Арвайский. Клянусь кровью предков хранить в тайне все услышанное из уст главы тайной канцелярии герцога Аргаира Арвайского и леди Киары Корхарт. Если я стану клятвопреступником, пусть магия выберет для меня смертную казнь.
Над раной вспыхнули крошечные искры, закружив в вихре, окутав Вильгара сверкающим хороводом, стали медленно оседать на пол. Не долетев до него, вспыхнув, исчезали одна за другой.
Я с удивлением наблюдала, как затягиваются края раны. А с исчезновением последней звездочки света от шрама не осталось и следа.
— Вау! — в восхищении прошептала я, в очередной раз увидев проявление магии в действии.
Следующим произнес клятву Дирван. Проследив за последним лучом света, ни на кого не глядя, спросил:
— Выходит, все это время Софи притворялась, — бросив на меня взгляд побитой собаки, Дирван замер в ожидании ответа.
— Граф, вы ни в чем не можете обвинять баронессу. Софи не могла воспринимать вашу влюбленность всерьез. Во-первых, она лет на восемь старше вас. А во-вторых, Софи, скорей всего, уже нет в живых.
— Как нет?! — закричав, граф бросился ко мне. Обхватив подлокотники кресла руками, сжав их со всей силы, с какой-то дикостью в глазах впился в меня голубизной своих глаз.
— Мне жаль, но баронесса Лоренская была смертельно больна. Мамино лекарство лишь на два месяца отстрочило смерть.
— Может, она еще жива. Я люблю ее. Хочу увидеть Софи и, обвенчаться с ней в храме.
В кабинете на некоторое время повисла могильная тишина.
— Да, дела твои, Господи, — я первая разорвала кокон безмолвия. — Дирван, вы мне кажетесь маленьким избалованным мальчишкой. К вопросу брака необходимо подходить серьезно. Жена не рукавичка, за пояс не заткнешь.
— Кто ты такая, чтобы советы мне раздавать.
Прошипев, Дирван чуть не вплотную приблизился к моему лицу и готов был испепелить взглядом.
Пальцы моих рук, готовясь к бою, мгновенно напряглись. Лицо окаменело, и лишь глаза продолжали неотрывно следить за наследником одного из самых древних родов. Я и подумать не могла, какая буря бушует в груди Маджонского.
— Дирван, простите, если я предвзято отнеслась к вашим чувствам. После того как я уехала от Софи ночью, ей стало невыносимо терпеть боль. Заказав дорожную карету, баронесса Софи Лоренская отбыла к горам Коргхоран. Об этом мы с мамой узнали из письма, доставленного нам поутру.
Дирван пошатнулся, с его лица схлынула кровь, глаза стали напоминать бездну.
— Вы все правильно поняли. Софи пожелала умереть под тихое песнопение слуг Божьих.
В душе расползался бальзам.
«Как хорошо, что я смогла соединить исчезновение Софи Лоренской с таинством древнего обряда, как-то прочитанного Ливин.
Человека, открывшего ворота храма, выстроенного в честь Матери Единого, никогда уже не выпустят из каменных свод. Тело находит вечный покой, а душа мгновенно уходит на перерождение. Это в том случае, если на чаше «Весов Справедливости» твои благие дела перевесят совершенные при жизни грехи. Если наоборот, поговаривали, земля под ногами грешника разверзлась, и он падал в бездну. Возможно, по этой причине к храму отправлялись лишь самые отчаявшиеся люди.
Человек устроен так, что до последнего верит в милость божью. Смерть кажется такой далекой и недосягаемой. Мало кто задумывается о том, что с ним будет после последнего удара сердца. В свои-то тридцать три я думала о смерти, только когда хоронила мать. Больше как-то не задумывалась о материи жизни и смерти».
Отпрянув от меня, шатаясь, Дирван дошел до двери. Облокотившись ладонью о стену, протянул дрожащие пальцы к ручке, схватившись за нее, толкнув дверь, покинул кабинет.