Безжизненно стучат не любящих два сердца

— Мамка с Кэтрин затемно встали. Покормив Вэни, ушли. Они прачками работают. Сева, Гави и Марх тоже поутру ушли на работу. А я за малыми присматриваю, — с опаской проговорила старшая в доме и в очередной раз качнула орущего на руках брата.

От ора я наморщила нос. Осмотрела лестницу, ведущую на второй этаж, и догадалась, где спят взрослые ребята.

— А папка ваш где?

— Папку в шахте придавило.

— Ясно. Почему малыша не покормишь?

— Я бы покормила, так нечем. Мамка должна после обедни прийти грудь дать.

— А сами когда ели?

— Вчера вечером Марх целую буханку принес. Севка с Гави пять монет заработали, купили крупы. Кэтрин кашу наварила… Вкусно так было.

«Восемь детей. Да чтоб я так жила богато!».

— А саму, как звать?

— Мариз.

— Вот что, Мариз. Есть ли здесь поблизости продуктовые лавки? А еще лучше, если в них молоко имеется, — посмотрев на посиневшего от голодного крика ребенка, я в очередной раз сморщилась.

— Как не быть. Чуть пройти за угол, там торговые ряды. Только нам ничего не дадут. Мамка за продукты всем лавочникам задолжала.

Поднявшись со стула, я посмотрела на грудничка, наконец, занявшегося сосанием своего большого пальца. Сердце защемило в груди от осознания, в каком отчаянном положении находилась эта семья.

— А тебя как, красавица, зовут? — обратилась я к малышке, которую повстречала на улице.

— Ивет, — пропищала она боязливо.

— Вот что, Ивет. Пойдем, покажешь нам с дядей Эроном продуктовые ряды. Мы могли бы и сами, но ты ведь наверняка знаешь, в каких лавках твоя мама продукты брала, а денег расплатиться не было?

Больше говорить не хотелось. Выйдя на улицу, вдохнула полной грудью наполненный весенней чистотой воздух и зашагала вслед за малышкой, юркнувшей вперед меня.

Описывать все наши похождения не буду. Скажу коротко. Выплачивая долги Лакрес (оказалось, так звали мать-героиню восьмерых детей) мне пришлось изрядно потрясти запасами ридикюля. Вдобавок накупила продуктов, не оставлять же детей голодными.

Но именно в пятистах метрах противоположной улицы я обнаружила то, чем были заняты мои мысли в последнее время. Отправив в дом вдовушки Эрома обвешанного со всех сторон продуктами, выпрямив спину, засеменила к трактиру «Черный Эдельвейс».

«Хм. Интересно, чего это символ любви и верности в черный цвет обрядили? А хотя чем романтичнее название, тем оно быстрее запоминается».

Толкнув дверь, осторожно переступила невысокий порог и сморщила нос от витавших в воздухе запахов разлитого пива, кислого вина и затхлости помещения. Посетителей не наблюдалось, да и немудрено, основная масса повалит вечером.

— Э-э-э…

Только и смог при виде меня выдать вышедшей из подсобки мужчина. Не обращая внимания на его ошарашенный вид, я со знанием дела стала обходить и осматривать огромный зал, в котором находилась. И с ужасом подсчитывала, сколько придется вкладывать в заведение, прежде чем оно примет более-менее подходящий вид для моего выступления.

— Леди что-то желает?

Наконец, нашел, что сказать склонившейся в поклоне обслуживающий персонал питейного заведения.

— Леди желает поговорить с хозяином этой шараги, — очертив ридикюлем зал, в ожидании посмотрела на удивленного мужчину.

— Я вас слушаю, — после некоторой заминки вымолвил хозяин заведения, посмотрев на меня недружелюбно.

Да оно и понятно, родное дитя шарагой обозвали.

— Не обижайтесь, милейший. Но вашу таверну по-другому и не назовешь. Кругом грязь, антисанитария и вонь.

— Простите, что вы сказали, анти?..

— Антисанитария. Ай… Бросьте. Не заморачивайтесь. Хотите вечерами подсчитывать не медяки, а серебро и золото? Тогда у меня к вам дельное предложение…

Хозяин кабака, выслушав меня внимательно, почесал грязной пятерней затылок.

— Одного не пойму, вам-то это зачем? Вы — леди красивая…

— Еще слово, и я из тебя дух вышибу. И не смотри, что я худенькая и росточкам невелика.

— Да я и не хотел вас обидеть. Понять пытаюсь.

— И не пытайтесь. Мне с вас нужно только согласие и молчание.

— Ну, чего сказать?.. Дела у меня и правда идут плохо. Пришлось самому заняться обслуживанием клиентов. Не поставлю же я своих девок. А Единый сыновей не дал. Простите, но мне как-то страшновато от того, что вы будете здесь петь. Мужики перебьют здесь все, деля вас. Уж простите мне мою откровенность.

— А вы не бойтесь. Защита у меня такая, что мужики будут сидеть тише воды и ниже травы. И подумайте, что вы теряете? Таверна как была ваша, так и останется. Мне пойдет только тридцать процентов от выручки. Ну, а если дела не пойдут, то вы все равно остаетесь в выигрыше. Ремонт оплачиваю я.

В очередной раз почесав затылок, Энзо Калинских согласился на мои условия. Мы договорились встретиться завтра.

— Стряпчего привезу прямо сюда, здесь составим и подпишем договор, — сказала я остановившись у выхода.

Выйдя из таверны, подняв голову, посмотрела на вывеску. Подмигнув «Черному эдельвейсу», заспешила в дом вдовы, думая о том, что Эром, наверно, от детского шума с ума сошел.

Открыв дверь и прикрыв ее, я замерла, смотря на поникшие широкие мужские плечи. Подняв голову, слуга, изменившись в лице, сбивчиво заговорил: