Хоксмур явно принял решение и теперь выполнял его. При этом на лице Ника читалась любопытная смесь искреннего рвения и нежелания это решение выполнять.
— Вы помните, как я вошел в отсек курьера? На мне еще был скафандр.
— Да, конечно, помню. И помню, как я обрадовалась вам и бросилась навстречу. Если я правильно припоминаю, вы меня обняли… — И тут Женевьева осознала, что их встреча была последним моментом, когда прикосновение чего бы то ни было не вызвало у нее ощущения странности.
Ее кавалер снова кивнул:
— Да, это правда. Мои руки действительно сомкнулись вокруг вас. Конечности этого скафандра мои — в том смысле, что я обычно могу при необходимости воспользоваться ими. А теперь я должен признаться, что эти позаимствованные руки — единственные, которыми я владею.
Внимательно слушавшая Женевьева при этих словах нахмурилась.
— Не бойтесь! — нежно произнес Хоксмур, но в голосе его звучало беспокойство.
Женевьева внимательно посмотрела на руки Ника. Он сидел, положив руки на колени Нормальные мужские руки, ничего необычного в них незаметно.
— Я не понимаю, — прошептала она.
— Вы об этом? — Хоксмур поднял руки, пошевелил пальцами, обхватил себя за плечи, потом снова протянул руки вперед. — Конечно, они тоже мои, но они не могли помочь вам там, на курьерском корабле. Они служат другим целям — и не могу не отметить, что они понемногу совершенствуются. Теперь вы уже можете чувствовать мое прикосновение. Скажите — оно действительно кажется вам странным? Сильно ли оно отличается от прикосновения… ну, например, вашего мужа?
— Да! Здесь действительно все кажется странным на ощупь. Не только ваша рука — вообще все. Все предметы, к которым я прикасалась. А сейчас я об этом задумалась и поняла, что и выглядит все как-то странно. Цвета здесь слишком яркие, слишком насыщенные. И пахнет все немного не так, и… но я не…
— Госпожа моя, когда мы стояли рядом, когда мы были вдвоем на полуразрушенном умирающем корабле, я пообещал вам, что смогу вывести вас оттуда через лишенный воздуха переход и доставить на свой корабль, даже если у вас не будет скафандра. Я сказал так потому, что знал: ваше бедное, измученное тело вполне поместится в мой скафандр. Именно так я вас и вывел.
— Два человека в одном скафандре? Я думала, что…
— Да, леди Женевьева, два человека — но лишь одно тело. Ваше. Видите ли, даже тогда у меня не было собственного тела. Не было рук, которые могли бы спасти и защитить вас либо кого-то другого. — Хоксмур развел руками, будто отрицая собственное существование. — Не было ни плоти, ни костей. — Он говорил негромко, словно человек, признающийся, что ему неудобно жить без ноги, потерянной в результате несчастного случая и пока что еще не регенерированной.
— Мне показалось, будто вы хотите сказать, что у вас вообще нет тела. Но…
— Нет тела из человеческой плоти. И не было. И потому, чтобы добиться материальности, мне нужен скафандр или какой-нибудь другой предмет, который я мог бы взять под контроль. А то, что вы видите сейчас перед собой, — это всего лишь образ. Изображение. Сгусток информации. Понимаете, я всего лишь оптэлектронный артефакт. В основе своей я не более чем компьютерная программа. — И Николас Хоксмур снова развел бесплотными руками.
Леди долго смотрела на своего кавалера — где-то электронные часы отмеряли секунды, — и за то время, что она смотрела, на лице ее не дрогнула ни единая жилка.
Наконец Женевьева произнесла:
— Вы рассказывали о моем… спасении. Продолжайте. Я хочу знать все подробности. Все.
— Да, конечно. Я перебрался на борт курьерского корабля, который стал для вас ловушкой, осмотрелся и увидел, что большинству ваших спутников я помочь уже не в силах… нет, не так. Позвольте мне всегда говорить вам правду, одну лишь правду. А правда заключается в том, что меня мало волновали эти люди. Они меня не интересовали. Я пришел туда спасать вас.
— Вы… вы пригласили меня на ваш корабль. А потом… сразу же после этого нас поглотил новый взрыв. Да. Да, еще один взрыв был. Я его помню.
— Боюсь, что в тот момент вы очень серьезно пострадали, — прошептал Хоксмур, и голос его был напряженным.
У Женевьевы вырвался сдавленный возглас. Хоксмур снова взял ее за руки — она даже не заметила, когда это произошло. Женевьева могла зажмуриться и действительно зажмурилась, но прикосновение Ника по-прежнему казалось ей странным, и с этим ощущением она ничего не могла поделать.
— Да. Я действовал очень быстро. Ваше тело вполне Могло поместиться в мой скафандр, который, как я уже пытался объяснить, в некотором смысле слова был и моим телом…
Леди судорожно вздохнула.