— Я слышал радостную новость, — говорит Зейджак. Он бросает многозначительный взгляд на кольцо на пальце Аиды. — Я был разочарован, не получив приглашения. Или запроса от твоего отца заранее. Ты знаешь, Аида, что у меня двое собственных сыновей. Поляки и итальянцы хорошо уживаются вместе. Я не думаю, что ты научишься любить солонину и капусту.
— Осторожно, когда говоришь с моей женой, — перебил я его. — Сделка заключена, и я сомневаюсь, что любое предложение, которое ты мог бы сделать тогда или сейчас, заинтересует ее. На самом деле, я сомневаюсь, что тебе есть что предложить кому-то из нас.
— Возможно, ты будешь удивлен, — говорит Зейджак, глядя на меня свирепым взглядом.
— Вряд ли, — говорю я пренебрежительно.
К моему удивлению, именно Аида сохраняет самообладание.
— Таймон не тот человек, который будет тратить свое время, — говорит она. — Почему бы тебе не рассказать нам, что у тебя на уме?
— Политик груб, а вспыльчивая итальянка, напротив, дипломат, — размышляет Зейджак. — Какой странный поворот событий. Может, она наденет смокинг, а ты наденешь платье сегодня вечером?
— Этот смокинг будет пропитан твоей кровью, когда я вырву твой поганый язык изо рта, старик, — рычу я на него,
— Молодые угрожают. Старики дают обещания, — отвечает он.
— Оставь эту чушь про печенье с предсказаниями, — говорит Аида, поднимая руку, чтобы остановить меня. — Чего ты хочешь, Таймон? Каллуму сегодня нужно поговорить со многими людьми, а тебя, по-моему, даже не приглашали.
— Мне нужна собственность Чикаго Транзит, — говорит он, переходя, наконец, к делу.
— Этого не будет, — отвечаю я ему.
— Потому что ты планируешь продать ее Марти Рико?
Это дает мне минутную паузу. Эта сделка еще даже не завершена, так что я не знаю, как, черт возьми, Зейджак узнал об этом.
— Я пока ничего не планирую, — вру я. — Но я могу с уверенностью сказать, что тебе она не светит. Только если у тебя нет волшебного очистителя для репутации, чтобы она снова стала яркой и сверкающей.
Правда в том, что я в любом случае не продам ее Мяснику. Мне и так приходится мириться с итальянцами. Я не собираюсь приглашать поляков прямо на свой задний двор. Если Зейджак хочет поиграть в законного бизнесмена, он может сделать это где-нибудь в другом городе. Не на моей территории.
Мясник сузил глаза. Он все еще держит сигару в своих толстых пальцах, перекручивая ее снова и снова.
— Вы, Ирландцы, такие жадные. Никто не хотел, чтобы вы были здесь, когда вы приехали в Америку. То же самое было и с нами. Они повесили таблички, запрещающие нам устраиваться на работу. Они пытались помешать нам иммигрировать. Теперь, когда вы думаете, что чувствуете себя уверенно во главе стола, вы не хотите, чтобы кто-то еще присоединился к вам. Ты не хочешь делиться даже крохами своего пиршества.
— Я всегда готов к сделкам, — говорю я ему. — Но ты не можешь требовать, чтобы часть общественной собственности была передана тебе. И ради чего? Что ты можешь предложить мне взамен?
— Деньги, — шипит он.
— У меня есть деньги.
— Защита.
Я издаю грубый смех. Зейджаку это совсем не нравится. Его лицо пылает от гнева, но мне все равно. Его предложение оскорбительно.
— Мне не нужна твоя защита. Ты и так был в меньшинстве, когда против тебя была только моя семья. Теперь, когда я заключил союз с итальянцами, что ты можешь предложить нам? Как ты можешь сметь угрожать нам?
— Будь благоразумен, Таймон, — говорит Аида. — Мы работали совместно в прошлом. Будем и в будущем. Но молоко превыше мяса.
Я потрясен, насколько спокойной может быть Аида, когда разговаривает с кем-то из своего мира. Я никогда не замечал этой ее стороны. Она не терпела Кристину Хантли Харт, которая вызывала у Аиды самое возмутительное и пренебрежительное отношение. Но с Таймоном, бесконечно более опасным и непостоянным, Аиде удавалось оставаться спокойнее, чем мне. Я смотрю на нее с искренним уважением. Увидев это, она закатывает глаза, скорее раздражаясь, чем радуясь.
— Ты мне всегда нравилась, Аида, — рычит Зейджак. — Надеюсь, ты не совершила ошибку, выйдя замуж за этого надутого Мика.
— Единственной ошибкой было бы недооценивать его, — холодно отвечает она.
Теперь я действительно потрясен. Аида защищает меня? Чудеса не прекращаются.
Мясник сухо кивает, что может означать что угодно, разворачивается и уходит. Я с облегчением вижу, что он, похоже, покидает вечеринку, не устраивая сцен.
Я оборачиваюсь к Аиде.
— Ты очень хорошо справилась, — говорю я ей.
— Да, шокирующе, я знаю, — говорит она, запрокидывая голову. — Знаешь, я выросла среди этих людей. Я сидела под столом, пока мой отец заключал сделки с поляками, украинцами, немцами, армянами, когда мне было всего четыре года. Я не всегда бегаю вокруг да около и ворую часы.
— У него есть яйца, раз он пришёл сюда, — говорю я, хмурясь в направлении дверного проема, где только что исчез Зейджак.
— Это точно, — говорит Аида. Она хмурится, крутит кольцо на пальце, погрузившись в раздумья.