Безжалостный Орфей

Пристава было не узнать. Роберт Онуфриевич ходил из угла в угол, заложив руки за спину, и мрачно зыркал на своих чиновников, не смевших не то что шутить, и рта раскрыть. Бублик балансировал между гневом и отчаянием. Такого в его участке давненько не случалось. Чтобы за неделю два происшествия со смертельным исходом — и припомнить нельзя. Что с этим делать, было решительно непонятно. Первый случай кое-как удалось замять, даже тот дерзкий мальчишка про него забыл. Но нынче попал, так попал. Деваться некуда.

Больше всего пристава злило, что на своей территории опять оказался на вторых ролях. Честно говоря — на ролях прислуги. Опять распоряжается господин из Департамента полиции, да еще приказы отдает высоким именем Вендорфа. Против такого нечего возразить. Бублик выполнил все, что от него потребовали: вывел чиновников в прихожую, закрыл двери в комнату и задержал свидетеля, хоть свидетель не мог убежать. Но все это словно из-под палки. Господина Лебедева уважал, но всему же есть предел. Опять указания раздает. И кто только догадался сообщить ему. С этим умником он отдельно разберется.

Аполлон Григорьевич с полным безразличием курил сигару, выпуская дым на лестницу. Желтый чемоданчик был при нем. Торопливые шаги по ступенькам оторвали от созерцания обоев. Лебедев затушил окурок о случайную вазу и воспрянул.

Городовой посторонился. Ванзаров оказался в прихожей. Первым делом он поздоровался с приставом. Всегда милый Бублик буркнул что-то сквозь зубы и отвернулся. Господа участковые чиновники нестройно закивали.

— Еще одна? — спросил он, снизив голос.

— Скоро узнаете. — Лебедев подмигнул и громко сказал: — Роберт Онуфриевич, введите в курс дела господина чиновника для особых поручений.

— Семерчук, доложить! — прорычал пристав.

Из ряда шагнул вперед чиновник невысокого роста и чина, откровенно робея. Он с трепетом раскрыл папку заведенного дела.

Около девяти утра в снимаемую квартиру постучалась прачка. Ей никто не открыл. Она заметила, что дверь не заперта, и вошла. Уж больно не хотелось приходить во второй раз. Вскоре от ее криков была разбужена вся лестница. Прибежал швейцар, заглянул в квартиру и сразу кинулся за полицией. Прачке стало дурно, сидит в дворницкой, ее отпаивают каплями.

— Та самая, подружка швейцара из «Дворянского гнезда». — Лебедев многозначительно нахмурился. — Помните ее?

Родион помнил.

Швейцар показал, что около восьми утра приходил посыльный из магазина цветов. Пробыл недолго и сразу ушел. Других гостей не заметил. К жиличке обычно приходил один и тот же господин, но прятал лицо под шляпой и даже не здоровался. Вот и вчера был. Соседи по площадке никого не заметили и ничего не слышали. Кроме криков прачки.

Семерчук закрыл дело и ждал в тревоге. Не оплошал ли. Родион поблагодарил.

— А теперь маленький сюрприз. — Аполлон Григорьевич подхватил под локоть и подвел к двери. Он гостеприимно распахнул створку, пропуская вперед.

В комнате хорошая, но недорогая мебель. Обстановка не отличалась богатством или модными новинками. Обычное жилище с некоторым достатком. В помещении сильный цветочный дух от множества домашних растений в горшках. Молодая пальма развесила лапищи около изразцовой печи. Шторы темно-зеленого плюша украшали окна высокими волнами. Одна штора висела совершенно прямо. В стене напротив входных дверей торчал массивный крюк. Морской пейзаж, снятый с него, стоял на полу.

Из-под ножки дивана виднелись голые ступни. Родион обошел вокруг.

На паркете скрючилась девушка в домашнем платье. Волосы соломенного оттенка разметались в беспорядке широкими кольцами. Руки вывернула неудобно. Шея перекосилась так, что подбородок задирался торчком.

Ванзаров отвернулся. Смотреть на это зрелище было мучительно. Такого зверства еще не попадалось.

— Ну, прозорливый Орфей наш, как подарочек? — Лебедев был в приподнятом настроении. — Сможете раскусить, что здесь произошло?

— Шнур нашли? — спросил Родион, повернувшись спиной к телу. Так было легче и запах крови казался слабее.

— Лежит, в двух шагах. — Палец криминалиста нацелился на картину. — Отрезан, как положено. Нож, бритва или ножницы.

— Кто она такая?

— Вы не увиливайте от вопроса… По домовой книге, некая Юлия Прокофьева. Въехала сюда полгода назад.

— Чья любовница?

— Понятия не имею. Никогда не видел. А теперь и узнать невозможно… Так что тут стряслось, как думаете?

— Известно, чем зарабатывала на жизнь? — вместо ответа спросил Родион.

— Об этом сведений нет. Какая-нибудь учительница. Хоть рисования.

— Она была сестрой милосердия.

Аполлон Григорьевич всем видом выразил недоверие:

— С чего вдруг решили? Загрубелые подушечки пальцев еще ни о чем не говорят.

— Она узнала запах эфира. Испугалась. Попыталась спастись. Может быть, оказала сопротивление. Убийца растерялся и… Чем это ее?

— Чтобы устроить из лица подобную кровавую кашу, нужно что-то вроде тупого ножа, отвертки, топорика для колки льда или подобного… — Лебедев нарисовал в воздухе острый конус и полез в карман. — Вот вам приз за сообразительность.

Родион взял бутылочку темного стекла. От нее шел неприятный, давящий запах.