Безжалостный Орфей

Аполлон Григорьевич хотел бы высказать все, что думает о глухоте начальства вообще и кое-кого в частности, но вместо связной тирады из него вырвалось все то же «я вас предупреждал». В конце концов, этого было достаточно. Да и гроза Вендорфа уже достаточно освежила. Поставив на гостиничный ковер желтый чемоданчик, Лебедев нащупал в кармане жестянку, хрустнул леденцами и сказал:

— Хорошо, что теперь вам надо «браться»…

— Все что хотите! Кого укажете, вызовем, — опережая неизбежный вопрос, заторопился Вендорф. — Я уже и сыскную вызвал. Сам Вощинин приехать не мог, он в Москве, но дельного чиновника пришлют: Раковский, коллежский секретарь, слышали, наверно?

— И слышать не желаю. Что произошло?

— Может, пойдете, сами взглянете?

— Я и так знаю, что там увижу. Как нашли, когда?

— Господин Лесников! — крикнул Вендорф.

Из номера вышел господин среднего роста в мундире капитана с тщательно прилизанным пробором.

— Вот чиновник участка, ведет дело…

Лебедев молча воззрился на бывшего армейского, попавшего в полицию. При способностях и дельном уме пехотные офицеры в полицию не переводились. Или напился, или проворовался, или солдата избил до полусмерти. Начальство дело замяло, с условием перевода в полицию. Масса достоинств читалась на сонном лице.

— Чего ждем? Докладывайте, — приказал Вендорф.

Лесников словно очнулся и зачитал по составленному протоколу: около восьми было обнаружено тело. Дверь в номер была открыта. Жертву нашла мать, которая заехала с ранним визитом.

— Это все? — спросил Лебедев.

Капитан почесал щеку и сказал:

— Пока еще протокол составляем…

— Аполлон Григорьевич, да вы сами взгляните, я приказал ничего не трогать…

Вендорф уже и сам был не рад, что вызвал такого дельного чиновника. Подхватив криминалиста под локоток, чуть не насильно повел его в номер. Лебедев довольно резко высвободил руку и вошел первым.

Номер высшего класса обставлен мягкой мебелью в модный цветочек, с потолка свешивалась бронзовая люстра в хрустальных льдинках, а стены обильно украшали копии малых голландцев, с изобилием амстердамских рынков.

— Уже поторопились снять? — спросил Лебедев, не найдя тела на привычном крюке.

— Прикасаться не смели. Находится на должном месте. — Вендорф указал на диванчик с высокой спинкой.

Лебедев подошел к месту.

На персидском ковре, среди язычков и завитушек, лежало тело, ноги были поджаты, а руки неестественно вывернуты. Лицо уткнулось в шерстяной ворс, густо пропитанный желтовато-бурой жижей.

— Кто это? — спросил Аполлон Григорьевич, ожидая увидеть совсем другое.

— Так это же Дмитрий Юнусов! Единственный сын князя Юнусова! Древнейшая аристократическая фамилия! Триста лет на службе трону. Герб и прочее. Поступил на дипломатическую службу, проявил отличные способности и заслужил похвалу начальства! Надежда и гордость престарелых родителей! Такая трагедия! Единственный сын! Последний стебелек древнего рода! Прошу вас, сделайте все, что можно! Надо найти и покарать убийцу.

— Подумаешь, юноша совершил самоубийство… Нервы и фантазии. С кем не бывает. Почему вдруг решили, что это убийство?

Вендорф сделал вид, что не понял намека.

— Этого не может быть! — уверенно сказал он. — Блестящий молодой человек, жизнерадостный. Еще вчера заезжал к родителям и делился своими планами. Впереди прекрасная карьера и служба в нашей миссии в Англии. Ему подыскали прекрасную невесту. Какое тут самоубийство…

— Может, невеста не понравилась?

— Аполлон Григорьевич, не время для шуток! Надо что-то делать. Я должен… Мы обязаны найти убийцу хотя бы ради честного имени семьи. Нельзя, чтобы такое пятно легло на древний род.

— Конечно, древний род. Это не какие-то безвестные учительницы-содержанки.

— Господин Лебедев… — Голос Оскара Игнатьевича приобрел стальной накал. — Я не милости прошу, а исполнить ваш служебный долг. Не тратьте время, приступайте. Вдруг убийцу еще можно задержать по свежим следам. Найдите их…

И полковник величаво удалился, предоставив криминалисту поле деятельности.

Не страх перед начальством, а профессиональный долг принуждал. Стараясь не тревожить тело, Лебедев осмотрел голову, шею и руки. Точно сказать пока нельзя, но, кажется, к хлороформу подмешали еще что-то. Это надо выяснять не здесь.

Оставив жертву в покое, Аполлон Григорьевич прошелся по комнате, убеждая сам себя, что ищет следы. Но предметов и деталей он не замечал. Внезапно напало такое отчаяние, такая беспомощность с печалью пополам, что сильный духом мужчина был в шаге от того, чтобы пустить слезу. Ничего не мог поделать с собой. Какие тут улики искать.

Требовалась краткая передышка, чтобы собраться с мыслями. И себя заодно.

* * *