Безымянлаг

– Это где ж мы, ебеныть? – сказал сосед по колонне, незнакомый седому зэку. – Нас кругами, что ли, по Сибири столько дней возили?

Колонна нового этапа шла быстро, без остановок и окриков, надеясь на завтрак. Идти оказалось недалеко.

– Заходи по четверо, – скомандовал вохр перед длинным бараком без окон.

– «В течение ночи на 29 ноября наши войска вели бои с противником на всех фронтах… – подсказала дату утренняя сводка из репродуктора на станции. – …На одном из участков Ленинградского фронта захвачена в плен группа немецких солдат. Военнопленный солдат четвертой роты сто двадцать седьмого строительного батальона Герман Линберг не имеет одного глаза. Он потерял его еще задолго до войны. Однако в связи с большими потерями на Восточном фронте фашисты стали призывать в армию людей, имеющих серьезные физические недостатки. «Настроение у большинства солдат нашей роты, – говорит Линберг, – подавленное, прежней уверенности в победе у них нет. Несмотря на наступившие холода, зимнего обмундирования солдаты сто двадцать седьмого строительного батальона еще не получили…»

Седой зэк, стоявший ближе к голове колонны, сводку не дослушал, шагнув в прихожую барака. Запах серы и плесени. Дезкамера и баня. Дежурный вохр приказал быстро раздеться, после чего одежду, сложенную стопками, голые зэки передали в окошечко на дезинфекцию.

Четверо зэков-парикмахеров без приветствий и брезгливости защелкали ручными машинками. Короткие волосы седого зэка в стрижке не нуждались, и приставленный к нему заключенный сразу перешел к бритью.

– Ну, аккуратнее, чтоб тебя, – вырвалось у седого зэка, когда тупое лезвие зацепилось за жесткую щетину.

– Сиди, не дергайся, отец, – без эмоций ответил парикмахер. – Могу и по шее полоснуть.

– Такой не убьешь, – ответил седой зэк.

После недолгой стрижки надо было пройти по холодному коридору в баню. Во влажном полутемном зале толпились голые люди. Воды не было.

– Ты подрочи ее посильнее, может, польется, – обратился татуированный зэк к молодому парню, трясшему трубу душа.

– Ай, бля! – взвизгнул юноша, отскакивая от тонкой струйки ледяной воды. – Она холодная, как мыться?!

Седой зэк взял из его руки коричневый обмылок и, сопя, встал под воду. Напор то усиливался, то снова спадал. Худое тело с множеством шрамов, но без татуировок мгновенно одеревенело. От грязи все равно надо избавляться. Седой зэк, истратив весь обмылок, выскочил из-под струи, и начал энергично растирать себя ладонями, одновременно стряхивая обжигавшие холодом капли. Зэки вокруг намыливали руки, обтирая скупой пеной тела, и с матом бросались под трубы, подпрыгивая и жмурясь. Пол холодного коридора прожигал ступни, а его стены, покрытые наледью, пугали одной возможностью к ним прикоснуться.

– Кто вшей не смыл, в баню с медосмотра по новой пойдет, – сказал вохр в парикмахерской комнате и закурил папиросу.

Голые зэки, обнимавшие себя руками, ждали здесь выдачи одежды из дезкамеры, жадно вдыхая табачный дым. Когда вещи пришли, седой зэк первым схватил свою стопку. Одежда была почти горячей и пахла серой, надевать ее было приятно. Прежде чем повязать рваные портянки, пришлось стряхнуть мелкие волосы, прилипшие к ступням.

– Давайте, барышни, на выход, не задерживаем, – выпихнул вохр готовых зэков.

Чистые стояли поодаль от еще не прошедших дезинфекцию, стараясь укрыться за стенами барака от ветра. Безмолвный старый заключенный-художник белой краской подновлял им номера на фуфайках.

– Костер бы, что ли, развести, – шмыгая носом, неуверенно сказал кто-то из чистых.

– Костры запрещены, – снизошел до ответа один из вохров и лениво сплюнул в сторону спросившего.

Седой зэк, прячась от холода, стоял за спинами остальных и осматривал местность. Ветер неприятно щипал свежевыбритые щеки. Справа и вдаль сотни бараков чередовались с палатками и с не коптившими трубами землянок. Что было прямо перед ним, мешали увидеть груды земли. Левее недалекий горизонт поднимался вверх; там за строениями виднелись сторожевые вышки, а за ними – чуть различимые редкие верхушки деревьев и одинокий квартал домов. Что находилось за бараком, было не видно, но ветер доносил оттуда сотни звуков и запахов большой стройки. Это место совсем не похоже на таежные лагеря. За забором нет вырубленных просек, нет вечной тишины безграничного леса. Вместо стволов и веток здесь стальные балки и провода, волчий вой заменяют гудки грузовых машин и поездов, здесь пахнет дымом и сваренным железом, а не хвоей. Но небо то же. И колючая проволока та же. И люди те же.

– Так, эту половину я веду на медосмотр, – гулко сообщил капитан вохров, неожиданно появившийся из-за угла со свитой из бойцов.

– А остальных, товарищ Марков? – спросил самый разговорчивый из охраны.

– А остальных потом приведешь, баран! – гаркнул Марков, одним голосом подгибая колени всех вокруг, и быстро зашагал в сторону медпункта.

Вохры из свиты, указывая дулами винтовок, мгновенно выстроили колонну из чистых зэков, и полубегом погнали их вслед капитану. Осматриваться времени не было, скорый шаг согревал, разгоняя кровь в замерзших ногах.