В бок презрительно пнули, смещая отозвавшееся болью тело ближе к воде. Юго хотел было вскинуться, извернуться, ускользнуть — но его ловко прижали, одним движением перевернув на живот и лишив остатков свободы движения. Мелкие камешки впились в щеку. Песок забил полуоткрытый рот, удушая слабый вскрик.
Совсем рядом с ухом проскрипели шаги:
— Тощий.
— Извольте видеть, домашний он, откормленный и здоровенький, жилистый. И ничуть ни разу не из швали, которые, ну, неоткупленные, — подобострастно засопел тот, кто сидел на спине и выкручивал Юго руку. — Честный улов.
— Слишком мал, — лениво процедил тот же брезгливо-скучающий голос.
— Что вы, что вы, мое слово не пустышка, — заторопился второй голос над самым ухом. — Тут вроде жабры без гнили, вот… Типа, видите, все приметы, у меня глаз наметенный. Вот вам слово, вот слово даю, верная наводка. Не пустышка, вываживать надобно, но рыба та самая, ну ясно дело, та самая. Дайте ему год-другой, ну надо обождать, вот… Все сделается заметно, — снова пообещал некто, сопя и вжимая локоть в спину.
— Сколько?
— Чуть что, сразу вы за жабры… Ну вот… Ну — пять, да. Пять!
— Тебя самого, обглодыша, за три не куплю, — процедил по-прежнему презрительный и ленивый голос. Скрипнул смехом: — На наживку ты гниловат. А вот если обманываешь, так и сделаю. На крюк — и за борт.
— Четыре. Что за день — всяк крюк в печень сует! Но за меньшее я, вот так и знайте, ну… Я прямиком туда, вот…
— Лови. Значит, искать не будут?
— Что за вопросы, мы не первый год сети тягаем, ну… Благодарствую, славный энэи. Ну не первый год, знаете ведь, ну…
— Гляди, чтобы не последний.
Воняющий гнилой рыбой мешок скрыл и море, и берег, и кусочек неба. Юго забился, действительно чувствуя себя рыбой на крюке, пойманной и обреченной. И затих он совсем как рыбина. Задохнулся в сырой гнили, ослаб и сник. Кто-то волок его по камням, не особенно сберегая от ссадин и ушибов. Затем вздернул на ноги и заставил плестись, вцепившись в шею, толкая в спину и угрожая острием ножа, приставленным к животу. Наконец жесткие руки швырнули вперед, Юго скорчился и ощутил, как качается пол. На душе сделалось куда чернее, чем было даже в худшее утро жизни. Вот и море. Он в лодке, нет сомнений. Но разве так мечталось? Разве так представлялось первое плавание?
Скоро те же грубые руки снова вцепились в плечо, швырнули вверх, подхватив под локоть. Другие руки поймали, проволокли по настилу из мелких ровных бамбуковых стволиков и обрушили во мрак и гнилую духоту темного замкнутого пространства. «Это и называется трюм», — тоскливо догадался Юго.
Он разобрал шаги. Мешок сдернули, сразу пнули под ребра, требуя подняться.
Мальчик медленно, нехотя подтянул колени к животу, перевернулся и сел, огляделся. Брюхо большой лодки было обшарпанным и грязным, зашитым редкой сеткой настила. На дне копилась серая слизь, мало похожая на воду. По бортам густо наросла плесень, разбавленная уродливыми, кисло вспененными потеками… Лицо рослого злодея, вынужденного пригибаться в тесном трюме, осталось неразличимо в полумраке. Борода тощая, волосы грязные, засаленные, длинные. Висят толстыми нитками. Одежда обтрепанная, но пояс дорогой и оружие наилучшее, сразу видно. Босая грязная нога пнула Юго в живот, снова сгибая к полу.
— Он сказал, ты нюхал пищу в орииме и что-то бурчал про дерьмовую готовку, — рявкнул хриплый голос. — Мой повар сдох. Теперь здесь сгниешь ты. Ясно? Пока я доволен жратвой, ты будешь подыхать медленно и не слишком болезненно. Жаровня там. Котел там. Рыба там. Приправы там. Разберешься. Если я не буду сыт к закату, отрублю тебе палец. На первый раз отделаешься малым наказанием. Понял?
Юго промолчал, хватая ртом вонючий воздух, какой-то совсем негодный для дыхания, прямо-таки застревающий в горле осклизлой тряпкой… Новый пинок, куда жестче прежнего, пришелся в ребра.
— Я твой хозяин. Мне надо отвечать. Сразу. Я все равно получу то, что желаю.
Из дыры в потолке, дающей единственный в трюме свет, спрыгнул еще один человек. Нагнулся, загремел цепью — только теперь Юго и заметил железяку, хитро свернувшуюся грудой звеньев в углу. Ржавая змея потянулась к жертве и захлопнула пасть на лодыжке. Юго скрипнул зубами.
— Ты понял?
В голосе прозвучала настоящая угроза. Умирать в опоганенном море было вдвойне противно. Снова ощущать себя жалким и негодным для борьбы — тем более.
— Понял, — кое-как выдавил Юго.
— Умный домашний мальчик, сказал, как велено. Тогда подыхай медленно, — заржал хозяин. Еще разок пнул в бок, не больно, просто для утверждения своего права приказывать. Хмыкнув, повернулся к подручному: — Что с товаром?
— Приняли. Проверили, хозяин, — тихо отозвался тот, кланяясь и торопливо выбираясь из трюма.